И в тот момент, когда я чувствую, как Найл сжимается вокруг меня, я лишаюсь контроля. Невозможно сдерживаться, когда она сжимается вокруг меня, извивается, стонет.

– Найл, Найл... Боже, о... о, Боже, – эти слова слетают с моих губ, и я кончаю.

Я целую ее, пока мой оргазм не начинает затухать, и чувствую свой вкус на ее языке.

А потом, когда мы приходим в себя, Найл перекатывает меня на спину и оказывается сверху. Прижав мои плечи руками, она всем весом наваливается на меня. Склоняется надо мной. Ближе. Ближе.

– Ты сказал, что до сих пор влюблен в меня, но я не слышала от тебя настоящих слов любви, – ее голос хриплый, дрожащий. – Черт возьми, Лахлан, скажи это.

У меня было все распланировано.

Романтическое свидание. Прогулка в каком нибудь укромном уголке. Моя рука вокруг ее талии. Я прижимаю ее к стене, целую и говорю те слова, которых никогда никому не говорил.

Но она требует их сейчас.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе…

Он паникует?

Боже, нет. Пожалуйста, нет, Лок. Не после всего, что мы пережили.

Он проводит руками вдоль моих бедер, по ягодицам, вдоль позвоночника и зарывается пальцами в мои волосы. Тянет меня к себе и прижимается губами к моему рту, целуя с такой нежностью, что мое сердце готово разорваться.

– Я люблю тебя.

Он шепчет это так, будто сам удивлен, что произносит такие слова.

А я тону в них.

– Я люблю тебя, Найл Джеймс.

Он говорит это снова.

Я потрясена. Поэтому просто падаю на него и слушаю, как бьется его сердце.

– Я все вспоминаю ту песню, – говорит он. – Помнишь, мы слышали ее ночью в Оклахоме? После торнадо?

Я киваю ему в грудь.

– Помню.

– В ней есть строка... «С тобой по новому забилось мое сердце» . Не многие люди могут сказать так… – его голос срывается, он вынужден начать все сначала. – Немногие люди могут сказать так, я имею в виду, буквально. Но ты это сделала. В буквальном смысле и метафорическом.

– Я люблю тебя, – бормочу я ему в грудь. Туда, где бьется сердце.

И я уверена, что говорю это сразу двоим. Локу, конечно, но и Оливеру. Памяти Оливера, тому Оливеру, который будет жить в глубокой, потайной части моего сердца. Наверное, не совсем в потайной, но в той, что только моя. Полностью моя. Я никогда не расскажу о ней, потому что она принадлежит только мне.

Но эти слова и для Лока. Как начало чего то нового. Чего то необычного и красивого. Чего то дикого и необузданного, но одновременно уютного и комфортного.

– Я никогда не верил в любовь, – говорит он. – Я никогда не... я никогда не думал, что кто то скажет это мне. Никогда не думал, что скажу это сам. Потому что... хоть я и не верил в любовь, но решил для себя, что не произнесу этих слов, пока не почувствую. Потому что, наверное… наверное, я всегда хотел  верить в это.

– Поверь в это сейчас, – я скатываюсь и сворачиваюсь в клубочек рядом с ним, обнимая себя его рукой.

– Я верю.

***

Мы просыпаемся в том же положении, в каком заснули – его рука вокруг моей талии, ладонь на животе под грудью. Солнце еще светит, но теперь уже красно золотыми вечерними лучами. Я чувствую его шевеление за спиной. Чувствую, как он придвигается к моим ягодицам, ощущаю, как он становится тверже и толще. Лок потягивается, прижимается ко мне и стонет, сжимая в своих объятиях.

Обхватывает ладонями мою грудь.

Целует в плечо. Отводит волосы в сторону и целует в шею.

– Привет, – говорит он.

Я напрягаю мышцы бедер, прижимаясь к нему ягодицами.

– Привет.