Размахнётся, ударит, полено надвое расколется, щепки во все стороны летят. Растёт куча наколотых дров, а в сердце Маслока радость растёт.
Остружка стоит, головой качает: что это с Лежебокой случилось?
Много дров наколол Маслок, как вдруг с дороги истошный крик послышался:
— Ой, что ты делаешь! Остановись!
Это жена бежала к нему с поднятым зонтиком.
— Брысь! Не то топором огрею!
— Пропали золотые листочки! — запричитала жена и кинулась в избу. Схватила кисет, заглянула внутрь, а там самый обыкновенный табак. И в помине нет никаких золотых листочков.
А Маслок рубит дрова да приговаривает:
— Завтра на работу пойду! На работу! Хватит лодырничать!
Густав Морцинек
Про мужика, который по-звериному понимал
Жил на свете пастух, человек добрый и справедливый. Никого он в жизни не обидел, никому зла не сделал — ни людям, ни зверям. А люди частенько обижали его, насмехались над ним, недотёпой называли.
Зато звери любили доброго пастуха и никогда не обижали. Пугливые косули и олени брали хлеб у него из рук, злые волки ни разу не напали на его стадо, косолапые медведи совсем близко подходили к дубу, под которым он сидел, и тихо рычали: мёд выпрашивали, сластёны. Воробьи и лесные птахи садились пастуху на плечи, на голову и клевали хлебные крошки с ладони. Даже беспощадный орёл ни разу не утащил у него ягнёнка.
И ещё этот пастух понимал язык птиц и всякого лесного зверья. Наклонится, бывало, над муравейником и слышит, как муравьи шуршат-шушукаются, муравьиные новости друг дружке передают.
Что бы на свете ни случилось, пастух обо всём знал. Сядет на пригорочке на солнышке погреться, послушает, о чём птицы щебечут, о чём полевые мыши пищат, а тут Жучка тявкнет, овцы заблеют, мишка косолапый зарычит — вот он все новости и знает.
Но сказать об этом он никому не мог. Сказал бы и тотчас умер.
Не всегда пастух в горах овец пас. Было время, жил он в долине и землю пахал. Но, на беду, попалась ему жена злая да любопытная. И вот до того дошло, что отстегал он её верёвкой, вчетверо сложенной, и в горы ушёл овец пасти.
А дело было так. Пашет он однажды своё поле. Плуг две лошади тянут: Гнедко и Буланка — и переговариваются между собой по-лошадиному. Крестьянин слушает, о чём они говорят, и помалкивает. Тут на поле жена приходит, обед приносит.
— Наконец-то явилась злая баба! — говорит Буланка. — Можно малость передохнуть.
— Всё бы тебе, лентяйке, отдыхать, — отвечает Гнедко. — И плуг ты для вида только тянешь, а я за двоих работаю, надрываюсь.
— Что я, дура — жилы из себя тянуть? Вон люди говорят: лошади и те от работы околевают. А мне околевать неохота.
— Иди, не болтай глупостей! — рассердился работяга Гнедко.
Услыхал мужик лошадиный разговор и засмеялся.
— Ты чего смеёшься? — спрашивает любопытная жена.
— Да так просто, — говорит крестьянин, чтобы отделаться от неё. Уж очень он врать не любил.
— Нет, скажи, почему смеялся? — пристаёт жена.
А он молчит, словно в рот воды набрал. Знает: выдаст тайну — и тотчас умрёт. Но чем упорней он молчит, тем упорней пристаёт к нему жена: «Скажи да скажи!»
— Послушай, — говорит крестьянин, — если скажу, почему я смеялся, то тотчас умру.
— Умри, да скажи! Не то я сама от любопытства умру, — не унимается жена.
Услышал это Гнедко и говорит Буланке:
— Хороший у нас хозяин, только глупый.
— Почему? — спрашивает кобыла.
— Того и гляди, проболтается жене, что звериный язык понимает. |