Зачем сквозь чащу продираться, по камням карабкаться? Посмотри, вон, налево, какая дорога широкая да ровная.
Глянул вдовий сын налево, и впрямь — дорога, как стол, гладкая, улиткой в гору ползёт.
— Пойдём, пойдём! — уговаривает его попутчик.
— Сам иди! А я напрямик пойду, — говорит вдовий сын: слова бабки-ведуньи крепко помнит.
— Пойдём!
— Отстань! — отрезал вдовий сын.
— Ну и сверни себе шею, дурак! — Странник в куцем кафтанишке заскрипел в бешенстве зубами, отскочил в сторону и исчез, будто его и вовсе не было.
Карабкается вдовий сын в гору. Вдруг по всему лесу гул пошёл. Позади лай, вой, свист, точно за ним тысячная стая волков и собак гонится.
— Ату его! Ату! — науськивает их кто-то дьявольским голосом.
Яростный лай всё ближе и ближе. Вот-вот его бешеная свора нагонит и в клочья растерзает.
Только хотел он обернуться, косой на них замахнуться, да вспомнил слова бабки-ведуньи и вперёд шагнул.
В тот же миг не слышно стало ни треска, ни грохота, утих свист и лай. Только хохот — протяжный, оглушительный — прокатился по лесу, ветвями, точно ветер, зашелестел, и всё смолкло.
Не успел вдовий сын опомниться, а тут новая беда!
В непроглядной тьме зарево вспыхнуло, будто солнце в неурочный час взошло. Посмотрел он наверх: полнеба пламенеет. Это лес горит, огнём полыхает. Огонь навстречу ему подвигается, растёт, жаром палит. Деревья, как головни гигантские в печке, огнём пышут, искры мечут, друг на дружку валятся, путь ему преграждают.
Помертвел от страха вдовий сын. Ноги к земле приросли. Живьём в огне сгоришь, в пепел обратишься. Но вспомнил он мать неживую, страх одолел и в огонь-пламя кинулся.
В раскалённые угли по колено проваливается, от жара дыхание перехватывает, чёрный дым глаза ест, а он идёт и идёт напролом, никуда не сворачивает. Чуть живой из огненного ада выбрался.
Вышел вдовий сын из огня-пламени, посмотрел кверху, а вершина-то уже близко, рукой подать! Отлегло у него от сердца.
Посмотрел в другой раз, радость померкла, в страх обратилась. Перед ним отвесной стеной скала до неба высится.
В третий раз посмотрел, у подножия скалы нору чёрную разглядел. Перед норой змей о семи головах спит, во всю мочь храпит.
Задумал вдовий сын дракона перехитрить, сонного убить. Да не тут-то было! Как услышал дракон человечьи шаги, встрепенулся, проснулся и на ноги вскочил. Все семь голов огнём палят, жаром дышат. Зарычал дракон — гора зашаталась. Зубами ляскнул — лес застонал.
Вдовий сын острой косой семь раз взмахнул и все до единой головы сшиб. Поганое чудище дух испустило, а головы в глубокую пропасть покатились.
Вот вполз вдовий сын в драконье логово. А там дым, темень, чад — дышать нечем. Встал он с трудом на ноги и пошёл. Идёт в потёмках, в горле пересохло, пить хочется — страсть. Еле ноги бедняга волочит. А пещере конца нет.
Вдруг сбоку из расщелины яркий свет брызнул и дивным запахом повеяло. Чудно ему: откуда под землёй солнечный свет? Подходит поближе — перед ним пещера, точно храм громадный, а в пещере сад красоты невиданной. Понизу травка майская зеленеет, розы и лилии цветут, дивным запахом дурманят. На траве-мураве деревья стоят, на них плоды румяные. Ветви под тяжестью их к серебряному ручейку клонятся. Парня голод, жажда донимают, но он отвернулся и дальше пошёл.
Долго ли, коротко ли он шёл, только опять из расщелины свет пробивается. Подошёл он поближе, видит — грот, просторный, высокий, под сводом на золотой цепи золотая лампа горит. А вдоль стен понаставлены кадки, сундуки, ларцы, полные золота, серебра, драгоценных камней.
Не позарился вдовий сын на богатство, отвернулся и дальше пошёл.
Вот идёт он, идёт и вдруг слышит дивную музыку и пение, будто сто соловьёв разом поют. |