Он о погоде говорит;

Она «да-с, нет-с» и замолчит.

Измучен тайною досадой,

Идет он дальше в кабинет...

Но здесь спешить нам нужды нет,

Притом спешить нигде не надо.

Итак позвольте отдохнуть,

А там докончим как-нибудь.

XLI

Я жить спешил в былые годы,

Искал волнений и тревог,

Законы мудрые природы

Я безрассудно пренебрёг.

Что ж вышло? Право смех и жалость!

Сковала душу мне усталость,

А сожаленье день и ночь

Твердит о прошлом. Чем помочь!

Назад не возвратят усилья.

Так в клетке молодой орёл,

Глядя на горы и на дол,

Напрасно не подъемлет крылья —

Кровавой пищи не клюёт,

Сидит, молчит и смерти ждёт.[6]

XLII

Ужель исчез ты, возраст милый,

Когда всё сердцу говорит,

И бьётся сердце с дивной силой,

И мысль восторгами кипит?

Не всё ж томиться бесполезно

Орлу за клеткою железной:

Он свой воздушный прежний путь

Ещё найдёт когда-нибудь,

Туда, где снегом и туманом

Одеты тёмные скалы,

Где гнёзда вьют одни орлы,

Где тучи бродят караваном!

Там можно крылья развернуть

На вольный и роскошный путь!

XLIII

Но есть всему конец на свете,

И даже выспренним мечтам.

Ну, к делу. Гарин в кабинете.

О чудеса! Хозяин сам

Его встречает с восхищеньем,

Сажает, потчует вареньем,

Несет шампанского стакан.

«Иуда!» — мыслит мой улан.

Толпа гостей теснилась шумно

Вокруг зеленого стола;

Игра уж дельная была,

И банк притом благоразумный.

Его держал сам казначей

Для облегчения друзей.

XLIV

И так как господин Бобковский

Великим делом занят сам,

То здесь блестящий круг тамбовский

Позвольте мне представить вам.

Во-первых, господин советник,

Блюститель нравов, мирный сплетник,

— — — — — — — — — —

— — — — — — — — — —

А вот уездный предводитель,

Весь спрятан в галстук, фрак до пят,

Дискант, усы и мутный взгляд.

А вот, спокойствия рачитель,

Сидит и сам исправник — но

Об нем уж я сказал давно.

XLV

Вот, в полуфрачке, раздушенный,

Времен новейших Митрофан,

Нетесаный, недоученый,

А уж безнравственный болван.

Доверье полное имея

К игре и знанью казначея,

Он понтирует, как велят —

И этой чести очень рад.

Еще тут были... но довольно,

Читатель милый, будет с вас.

И так несвязный мой рассказ,

Перу покорствуя невольно

И своенравию чернил,

Бог знает, чем я испестрил.

XLVI

Пошла игра. Один, бледнея,

Рвал карты, вскрикивал; другой,

Поверить проигрыш не смея,

Сидел с поникшей головой.

Иные, при удачной талье,

Стаканы шумно наливали

И чокались. Но банкомет

Был нем и мрачен. Хладный пот

По гладкой лысине струился.

Он всё проигрывал дотла.

В ушах его дана, взяла

Так и звучали. Он взбесился —

И проиграл свой старый дом,

И всё, что в нем или при нем.

XLVII

Он проиграл коляску, дрожки,

Трех лошадей, два хомута,

Всю мебель, женины сережки,

Короче — всё, всё дочиста.

Отчаянья и злости полный,

Сидел он бледный и безмолвный.