— Ну и испугался же я! — добродушно улыбнулся он и тут же удивленно посмотрел на пса, мирно стоявшего рядом с Дорогиным. — Ни фига себе! Ну и дела! — только и пробормотал он.

А затем довольно легко выбрался из глубокой могилы, отряхнул штаны от песка.

— Вы с ним раньше знакомы были? Дорогин не сразу сообразил, о ком идет речь.

— С кем?

— С псом, — старик боялся подходить близко, пес не спускал с него глаз.

— Первый раз сегодня его увидел.

— Он же никого к себе не подпускает.

— Меня тоже поначалу невзлюбил, но потом, как видите…

Дорогин хотел разжать пальцы, запущенные под ошейник, но дед тут же замахал руками.

— Нет уж, вы его лучше держите, потому как у него в голове не все в порядке. Как хозяина его похоронили, так он на кладбище и живет. Вот уже девятый день. Не знаю, жрет он что‑нибудь или нет, пьет ли, разве что сам поймает зверюшку какую или цтицу, Я ему мясо копченое предлагал, не стал, стервец, брать.

— Зовут‑то его как?

— Хрен его знает! Хозяин знал, а я нет. Хорошая собака только своего хозяина и должна знать, а других на пушечный выстрел к себе не подпускать. Я удивляюсь, как это он вас терпит, точно, наверное, рехнулся.

Старик критично осмотрел Дорогина с ног до головы. Он мало что понимал в стоимости одежды, и дорогие джинсы, рубашку, ботинки оценивал лишь с точки зрения полезности. Дорогина он, естественно, видел впервые и не мог взять в толк, что делает чужой человек на кладбище, 'на которое и родственники похороненных не часто приходят, лишь по церковным праздникам. Приезжих тут, как и повсюду, не очень‑то жаловали.

— Вы к кому приехали? — осторожно поинтересовался старик.

— К Григорию Склярову ехал, да вот оказалось, что немного не успел.

— Так вот оно что! — старик сокрушенно покачал головой. — Это, наверное, и пес почувствовал. Это ж его псина.

— Гришина?

— А то чья же! Вам уже рассказывали, как его хутор сгорел?

— Да–да, кое‑что слышал.

— Когда дом загорелся, то пес не на цепи сидел, а Гришка его спустил, чтобы побегал где, погулял. Это его и спасло, а так бы сгорел. Цепь‑то короткая, а жар, когда дом горит, такой, что и на двадцать метров не подойдешь, волосы на голове трещать начинают.

— Вы видели пожар?

— Одним из первых прибежал туда. Но что уже было поделать, при мне крыша и завалилась. Но живых в доме уже никого не было. Или в дыму задохнулись, или сгорели… — старик говорил о смерти как о чем‑то привычном и почти не страшном. — Вы Грише кем приходитесь?

— Знакомый, — и тут же Дорогин поспешил исправится, — друг.

— Вот оно как получается, — усмехнулся старик, — даже родственников и тех предупредить не смогли, кто ж знает их адреса. Если бы от болезни помер, то дома конверты с адресами отыскались или жена вспомнила бы. А так, не у кого даже спросить. Сестра у него в Минске есть, но попробуй отыщи! Я ему и его семье тоже могилу копал, как‑никак, получается, самый близкий им человек был.

— Родня?

— Нет, сосед. Хотя какое тут соседство, мой хутор за четыре километра от его стоит, — старик поднялся, заглянул на дно свежей могилы. — Мелковато, еще немного придется, штыка на два пройти, а то хозяин не примет.

— По–моему, так в самый раз, — Дорогин тоже заглянул в яму.

— Нет, сына пришлет, тот померит и скажет, что мелковато.

У Дорогина брови поднялись от удивления.

— Сына пришлет? Кто?

— Антон пришлет. Я ему уже второй раз могилу копаю.

«Странный человек, совсем из ума выжил — живому человеку могилу копать!»

— Антон сам захотел.