— Карнелиан.

— …вуд. Ага! Наши крылья, дорогая…

Два автомата поднесли им по паре белых, покрытых перьями, крыльев. Герцог помог суженой впрячься в летные доспехи, проделав затем то же самое. Крылья были прикреплены к рукам мертвой петлей.

— Успех нашего полета будет зависеть от хорошего разбега. Смотри, — заботливый новобрачный начал разбег в сопровождении жены. Спотыкаясь на ходу, Герцог выпрямился и, хлопая крыльями, взмыл в небо с неимоверным трудом. Сладкое Мускатное Око последовала его примеру. Вскоре молодожены, напоминающие двух гиганских пьяных голубей, скрылись из виду.

— Надеюсь, — сказала Амелия мрачно, — эти крылья не натрут им мозоли, — она подмигнула Джереку, улыбнувшись. Он был рад, что она восстановила душевное равновесие.

Вожделенная спутница жизни доблестного экипажа Латов с восторженным лепетом пробежала мимо, увлекая своими прелестями четырех законных супругов. В семейном забеге лидировал старший по званию капитан Мабберс, счастливо ворчавший в преддверии близкого экстаза!

— Сними свои баллоны, ты, сахарная косточка!

Она уже позволила коленным баллонам дразняще соскользнуть вниз до икр.

— Черт! — подхватил лейтенант Рокфрут. — Что за милая парочка!

— Оставьте нам хоть кусочек! — клянчил отставший член дружного семейства.

— Не бойся, там хватит на всех, — успокоил его замыкающий забег.

Они все исчезли в Соборе и больше не показывались.

Женихи, невесты и гости стали расходиться, прощаясь друг с другом. Миледи Шарлотина и Браннарт Морфейл проплыли над всеми в эмалированной блюдообразной лодке. Шарлотина пребывала в полузабытьи, а присутствие Браннарта выдавала его беспомощно торчащая над бортом аэрокара культя.

— Что ты скажешь, Амелия? — мягко спросил Джеггед. — Ты не откажешься от моего предложения?

Она пожала плечами.

— Поверим вам в последний раз, Лорд Джеггед.

— Да, другого раза не будет, моя дорогая.

Они поочередно забрались на лебедя и стали подниматься в небо. Несколько упрямых весельчаков продолжали танцевать среди будок, палаток и киосков, громко переговариваясь. Амелия Карнелиан начала цитировать Уэлдрейка, его самую длинную, но незаконченную предсмертную поэму «Флагелланты»:

На сей раз Джеггеду не удалось скрыть досаду под маской бесстрастности. Джерек никогда не видел отца в таком состоянии и не мог понять, что вызвало его раздражение. В надежде прояснить загадку он посмотрел на Амелию и подивился ее улыбке, в которой уживались симпатия, триумф и горечь. Однако, та не отводила пристального взгляда от Джеггеда. Лебедь плавно парил, пока Амелия продолжала читать Уэлдрэйка:

Лорд Джеггед прервал ее выступление словами:

— Они могут быть на редкость сентиментальны, эти викторианские стихоплеты! Ты не читала Суинберна, Амелия?

— Кажется, нет.

— Жаль, я очень увлекался им в свое время. Если мне не изменяет память, он был Придворным поэтом.

— Постойте. Я припоминаю, ходили какие-то слухи, что мистер Киплинг отказался от этого Поста и его место занял Альфред Остин. Кажется, я даже читала у него что-то о садах или огородах, точно не помню, — за ее непринужденной болтовней скрывалось колоссальное напряжение, — нет, я не знаю Суинберна.

— Тогда послушай:

— Очень воодушевляет, — поделилась впечатлением Амелия.

Лебедь качнулся и полетел чуть быстрее ветра.

— Хотя, вряд ли, лучше Уэлдрейка. Совсем другой род поэзии. Уэлдрейк писал о душе, Остин, как видно, о мире. Когда прозябаешь в мирских заботах, несколько мгновений с поэтом, осмыслившим почему люди делают то, что делают, дорогого стоят.