Джерек подумал, что отца утомила эта процедура и вспомнил о слухах, что Джеггед терпеть не может завистливого Волоспиона.
Оставшиеся брачующиеся выбрали групповую женитьбу, которая занимала намного меньше времени. Амелия и Железная Орхидея перешептывались друг с другом, сдавленно хихикая. Правда, когда раздался залп Свадебной Пушки, когда Клара Цирато пронзительно кричала на процедуре протыкания нижней губы, когда раздался бычий рев Пэра Карболики из 900-го столетия, они залились откровенным звонким смехом. Джереку было приятно, что самые дорогие его сердцу женщины нашли общий язык и подружились. По лицу Амелии он понял, что она борется с собой, находя свое собственное поведение предосудительным. Несколько раз они присоединялись к аплодисментам, заполняющим собор, когда все больше и больше людей, под впечатлением, кидались к алтарю и безрассудно вступали в брак друг с другом. Процедура стала крайне хаотичной, и Епископ Тауэр, потеряв свой важный вид, раскачивал митрой и давал простор своей бурной фантазии в более экстравагантных ритуалах, так что смех теперь звучал из каждого угла огромного собора, взрыв аплодисментов приветствовал необычные упражнения нескольких леди, настоявших, чтобы их женили, пока они стояли на руках вниз головой. Железная Орхидея колко заметила:
— Самые умные из нас уже женились — эти же только ломают для нас дешевую комедию.
Они собрались уходить.
— Епископ Тауэр разошелся не на шутку, — сказала Орхидея. — Кстати, многие из них, эмигранты, возвращенные недавно эффектом Морфейла, Разве это не грубый Перег Траво в пламенной короне — вон там рядом с девочками. А чуть левее другой путешественник во времени, над которым склонился Гэф Лошадь в Слезах? Что это он так усердствует?
Амелия отвернулась. Железная Орхидея похлопала ее по плечу.
— Ты права, моя дорогая, это отвратительно.
Гости уже танцевали, выстроившись в длинную линию, изгибающуюся через альковы, по лестницам вдоль высоких галерей сквозь глубокие тени и неожиданный солнечный свет, а Епископ Тауэр подгонял их, его митра раскачивалась в такт оркестру Герцога Квинского, который музицировал за дверью.
— Благословляю вас! — вопил он. — Благословляю!
По настоянию Трикситрокси Ро, низложенной Королевы, которую успешная революция изгнала в будущее, вспыхнул огонь; Королева уже сотни лет считала поджог залогом успеха любой вечеринки.
Железная Орхидея, Джерек и Амелия пробирались к двери, двигаясь навстречу толпе.
— Это худшее проявление мирового безумия, — протестовала Орхидея, которую толкнул Святой Электрик из какого-то доисторического периода, нацепивший кошачью маску.
— Давно вы стали снобом, Железная Орхидея? — с насмешливым добродушием спросила Амелия. — Действительно, мама, откуда такая взыскательность?
— О, возможно, я старею. Или жизнь в Конце Времени теряет какое-то качество. Мне трудно объяснить.
До дверей было еще достаточно далеко, когда танцующая толпа разделилась на несколько взаимопересекающихся потоков. Крики и смех смешивались с обрывками песен, со звуком топающих ног, блестела желтая, зеленая, черная, коричневая, голубая и оранжевая кожа, всюду горели глаза; тела, крашенные и нет, извивались на ступеньках, хорах, кафедрах и в исповедальнях, драгоценные одежды и туфли отражали свет факелов и, казалось, вспыхивали сами…
Из троих только Джерек смеялся.
— Они веселятся, мама. Это фестиваль!
— Пир во время чумы? Танцевальный кошмар! — бормотала Амелия, — проклятые, мертвые, обреченные — они танцуют, чтобы забыть о своей судьбе!
Все происходящее было слишком дико даже для Орхидеи.
— Как это пошло, — с отвращением сказала она. |