Когда раб‑дворецкий провожал их из зала, у Рейда появилась возможность приглядеться повнимательней. Афины – маленький убогий городишко на периферии цивилизации, – и не мог похвалиться каменной архитектурой, как Микены или Тиринф. Царский дворец на холме Акрополя был деревянным – правда, из огромных бревен. Тогда в Греции еще росли большие деревья. Массивные колонны поддерживали потолочные балки на высоте не менее ста футов. Свет проникал сквозь огромные окна с открытыми ставнями и дымовое отверстие в крыше. В зале было темновато: по стенам было развешано оружие, отражавшее свет каменных светильников. Но меха, расшитые шторы, золотая и серебряная посуда придавали всему грубое великолепие.

От зала расходились три крыла. В одном располагались дворцовые службы и жили рабы, во втором – царская семья, третье предназначалось для гостей. Комнаты, выходившие в коридор, были квадратными, вместо дверей занавеси, плотные и богато расшитые, такие же занавеси на оштукатуренных стенах. Постелями служили груды соломы, покрытые мехами и овчинами, тут же, под рукой, стояли сосуды с водой и вином. В каждой комнате ждала робко кланяющаяся молодая рабыня.

Олег захлопал в ладоши:

– Хо‑хо! Мне здесь нравится!

– Если мы не сможем вернуться, – согласился Ульдин, – нам будет неплохо на службе у Эгея.

Дворецкий указал комнату и для Эриссы.

– Мы останемся вместе, – сказал Рейд. – И один слуга – этого вполне достаточно.

Дворецкий усмехнулся.

– Каждому по комнате, господин. Таково распоряжение. Сейчас мы сможем себе это позволить – гостей не много, на побережье сбор урожая и сезон мореплавания еще не закончен.

Лысый иллириец был дерзок, как все старые слуги. «Но нет, – подумал вдруг Рейд. – Это раб. И ведет он себя как пожизненно заключенный, смирившийся с неволей».

Девушки сказали, что принесут одежду. Какую пищу предпочитают господин и госпожа? Не пожелают ли они пройти в баню, где их вымоют, сделают массаж и умастят оливковым маслом?

– Потом, – сказала Эрисса. – Когда мы будем готовиться к приему у царя. И царицы, – добавила она, хотя и знала, что ахейские женщины не пируют с мужчинами. – А пока мы отдохнем.

Оставшись наедине с Рейдом, она обняла его, прижалась щекой к его плечу и прошептала:

– Что будем делать?

– Не знаю, – ответил он и вдохнул запах ее волос. – Пока выбирать не приходится. Возможно, здесь нам придется и дни свои кончить. Наши друзья говорят, что могло быть и похуже.

Она обняла его еще крепче – так, что ногти вонзились в спину.

– Ты не смеешь так думать! Эти люди сожгли – нет, еже сожгут Кносс и разрушат мир Миноса, чтобы безнаказанно пиратствовать на морях!

Он не дал прямого ответа. Так все выглядит лишь с ее точки зрения. А с моей? Они грубы, эти ахейцы, и но разве они не благородны и откровенны по‑своему? И разве человеческие жертвы Минотавру лучше?

А вслух сказал:

– Если ничего не выйдет, мы найдем способ переправить тебя на земли кефту.

– Без тебя? – она отстранилась от него. Голос ее странно изменился. Рейд удержал ее. – Этого не будет, Дункан. Ты поплывешь в Атлантиду, будешь любить меня, а в Кноссе дашь жизнь нашему сыну. А потом…

– Тише! – он закрыл ей рот рукой. Диор вполне мог приставить шпионов к таинственным гостям, тем более, что одна из них критянка. А через занавеси все слышно. Рейд слишком поздно сообразил, что с помощью ментатора нужно было обучить их группу гуннскому или древнерусскому – ведь они здесь никому не известны.