Колесница выкатилась на равнину, где стояло несколько деревянных храмов – впоследствии это место будет известно как Ареопаг. Миновали ворота в городской стене – грубое каменное сооружение, куда ему до Львиных Ворот в Микенах, развалины которых видел Рейд (интересно, сколько лет пройдет, прежде чем Сиэтл и Чикаго будут лежать в развалинах в тишине, прерываемой лишь пением цикад?). За пригородами колесница выкатилась на ухабистую дорогу и Тезей пустил коней вскачь.

Рейд ухватился за борт. Ему казалось, что колени его выломает в другую сторону, а зубы выскочат из десен от этой тряски.

Тезей заметил это. Он заставил лошадей идти шагом. Те недовольно заржали, но подчинились. Царевич оглянулся.

– Не привык к такой езде? – спросил он.

– Не привык, мой господин. Мы… передвигаемся иначе.

– Верхом?

– Хм… да. А также в повозках, на которых толчки смягчаются рессорами. – Рейд даже удивился, что смог найти в языке ахейцев такое слово, но сообразил, что на самом деле сказал не «рессора», а «согнутый лук».

– Дорогое удовольствие, – заметил Тезей. – Кроме того, они должны часто ломаться.

– Мы используем железо, мой господин. Оно дешевле и крепче бронзы, если уметь выплавлять. Железная руда встречается чаще, чем медная и оловянная.

– То же самое говорил мне вчера Олег, когда я рассматривал его вооружение. Ты знаешь этот секрет?

– Боюсь, что нет, мой господин. В моей земле это не секрет, просто это не мое дело. Я… хм… строю здания.

– А твои товарищи знают?

– Может быть. – Рейд подумал, что, будь у него достаточно времени, он и сам скорее всего смог бы восстановить этот процесс. Все дело тут в механическом поддуве, благодаря чему в печи будет достаточно высокая температура, да в закалке. Олег, должно быть, знает, как это делалось в его время, и сумеет изготовить все, что нужно.

Некоторое время они ехали в молчании. При таком темпе удерживать равновесие было нетрудно, хотя каждый толчок все так же болезненно отдавался в теле. Колеса грохотали так, что заглушали шум ветра в кронах тополей. Стая ворон летела против ветра. На солнце их перья сверкали, как лакированные. Но вот на солнце набежало облачко. Из дыры в крыше глинобитной крестьянской хижины поднимался дым. Женщины жали серпами пшеницу в поле. Ветер трепал их грубые коричневые платья. Двое мужчин, вооруженных копьями, стерегли их.

Тезей повернулся к нему, небрежно держа поводья в правой руке.

– Твой рассказ – это самое удивительное, что я в жизни слышал.

Американец сухо усмехнулся:

– И я того же мнения.

– Унеслись на повозке волшебника из таких далеких земель, о которых никто и не слышал… Что это – случай? Или, может быть, судьба?

– Я… я так не думаю, мой господин.

– Диор доложил мне, что ваша четверка толковала что‑то про путешествие не только в пространстве, но и во времени, – глубокий голос его был ровен, но безжалостен, свободная рука легла на рукоять меча.