Изменить размер шрифта - +
Но легенда не может быть верна во всем – я даже знаю, что она во многом неверна. Афинских юношей и девушек не убивают – наоборот, обращаются с ними хорошо. Лабиринт – не обиталище Минотавра, а главный дворец вашего царя, Дом Двойной Секиры. Я мог бы долго говорить, но пойми мою мысль: почему бы талассократии не пережить гибель острова – может быть, на много поколений?

– Если святая святых будет разрушена вышней волей, значит, боги гневаются на народ Миноса, – спокойно сказала Лидра.

– Конечно, народ перепугается, – согласился Рейд. – Но, госпожа моя, клянусь, что причина тут естественная, как… как камень, упавший на голову.

– Но разве и камень падает не по воле богов?

«Перестань спорить, – сказал себе Рейд, – она видит мир совсем по‑другому». – И продолжил:

– Мы не знаем, что суждено Криту. Астерион желает, чтобы его народ сражался до конца. Эвакуация населения – вот наш способ борьбы.

Лидра молчала; она казалась высеченной из того же мрамора, что и ее трон.

– Жители материка могут воспользоваться возможностью захватить ваши города, – говорил рейд. – Мы должны помешать этому. Но все – и легенда, и то, что я видел и слышал здесь, – заставляет меня сомневаться в Тезее, – он помолчал. – Потому я и спрашивал, госпожа моя, что за послание он тебе отправил.

Лидра сохраняла неподвижность, и Рейд подумал, не случилось ли с ней чего, но она сказала:

– Я поклялась хранить тайну. Ариадна не может нарушить клятву. Но ты и сам мог бы догадаться, что он… заинтересован в более тесных контактах с Лабиринтом и надеется на мою помощь.

– Диор говорил мне, госпожа. На этом и нужно сыграть. Затяни переговоры и задержи его, пока не минует кризис.

– Лидра выслушала тебя, Дункан. Но решать будет Ариадна. Я не скоро приму тебя вновь.

Вдруг плечи Лидры опустились. Она провела рукой по глазам и прошептала:

– Нелегко быть Ариадной. Я думала… Я верила, что быть жрицей – высшее счастье, а верховная жрица живет в вечном сиянии Астериона. А на деле – бесконечные обряды, одни и те же склоки и интриги, да старухи, которые живут бесконечно, а девушки приходят и уходят, чтобы стать невестами…

Она выпрямилась.

– Довольно. Можешь идти. Ни слова о нашей беседе.

 

На следующий день они снова побывали в своей бухте.

– Искупаемся, – предложила Эрисса, разделась и очутилась в воде раньше, чем он успел что‑нибудь ответить. Волосы ее колыхались на поверхности воды, тело белело в глубине. – Ты боишься холода?

«К черту», – подумал он и присоединился к ней. Вода и в самом деле оказалась холодной. Он стал энергично двигаться, чтобы согреться. Эрисса нырнула, ухватила его за ногу и потянула под воду. Все кончилось смехом и веселой возней.

Когда они вышли на берег, ветер снова бросил их в дрожь.

– О, я знаю как согреться, – сказала Эрисса и оказалась в его объятиях. Они легли на плащ. Она улыбнулась: – А у тебя, оказывается, есть более сильное средство!

– Я… я ничего не могу с собой поделать. О боги, как ты прекрасна!

Она сказала серьезно и доверчиво:

– Ты можешь взять меня, когда захочешь, Дункан.

Он подумал: «Мне сорок лет, а ей семнадцать. Я американец, а она критянка. Я из атомного века, а она из бронзового. Я женат, у меня дети, а она девственница. Я старый дурак, а она – весна, небывалая и неповторимая…».

– Тебе это принесет вред? – кое‑как выговорил он.

– А что может быть лучше? – она прижалась к нему.

Быстрый переход