Если ему везло, то он снова играл очередную партию. И тот, и другой путь вели его в бездонную яму или в водоворот, который неумолимо навсегда засасывал его в центр вихря.
В двух используемых для игры комнатах распространились слухи о его необычайном везении. В итоге вокруг его стола собралась молчаливая толпа зевак. Он хотел ликующе рассмеяться, но проявление любых эмоций за карточными столами было дурным тоном. Он сидел, сохраняя внешнее безразличие. Все собрались, чтобы быть свидетелями его удачи.
А затем его за плечо тронул лорд Арчибальд Винни. Это было бесстрастное, легкое и молчаливое касание. И все же послание достигло цели. И с глаз Фредерика словно спала пелена. Эти люди пришли не для того, чтобы стать свидетелями его триумфа. Разве когда-нибудь толпы собирались, чтобы разделить чужое счастье? А вот обратное было верно. Они собрались смотреть не как он выигрывает, а как проигрывает Хэнкок.
Сэр Питер Хэнкок, молодой, красивый, и безрассудный, был на грани потери своего небольшого состояния. Хотя нет, слова «на грани» были лишними. Он уже потерял свое состояние и играл на расписки, рассчитывая на будущий выигрыш. Еще один кандидат в долговую тюрьму. Человек, отец которого два года назад умер, оставив на его попечение мать и трех младших сестер. Груз ответственности оказался слишком тяжелым для его молодых плеч.
Фредерик бросил взгляд на ставку своего противника, посмотрел на свои беспроигрышные карты, поставил на кон все, что выиграл до этого, и услышал еле слышный вздох жалости по отношению к несчастному Хэнкоку. Затем он посмотрел на лежавший на столе более слабый расклад соперника и, поднимаясь, с досадой бросил свои карты в колоду лицом вниз.
— Ваша взяла, Хэнкок, — сказал он с зевком. Зрители ошеломленно наблюдали за ним, а его оппонент смотрел так, будто с его шеи сняли петлю. — Я хочу, голубчик, перед уходом поговорить с вами внизу.
Сэр Питер Хэнкок явно все еще был под впечатлением от своей победы, когда Фредерик привел его в пустую комнату на первом этаже, которую он нашел путем простого поворота ручек ряда закрытых дверей. Это была приемная со стульями, расположенными вдоль стен, и большим свободным пространством в центре.
— Сколько женщин зависит от вас, Хэнкок? — спросил Фредерик. Он не слышал, чтобы какая-либо из его сестер выходила замуж.
— Четыре, — ответил Хэнкок, — мать и три сестры.
— Только вы стоите между ними и нищетой? — продолжал Фредерик.
Хэнкок пожал плечами.
— Вам просто не повезло, Салливан, — сказал он. — Я имею в виду то, что вы поставили на эту игру весь свой выигрыш. А мне вот, напротив, улыбнулась удача.
Едва он успел произнести последнее слово, как уже лежал на полу, глядя в потолок и с трудом осознавая, что отправил его туда удар кулака. Фредерик склонился над ним и, схватив за воротник сюртука, поставил на ноги.
— Вы и я — два сапога пара, Хэнкок, — процедил он сквозь зубы. — Возможно, я поранюсь, превращая ваше лицо в котлету. А может, вы сможете чему-то научиться, разбив костяшки о мою персону. Теперь поднимите свои кулаки, потому что, ей-Богу, когда я дерусь, то ожидаю иметь достойного противника.
Хэнкок, разъяренный нанесенным ему оскорблением, сжал кулаки, и долгие минуты они отчаянно, упорно и почти бесшумно дрались.
В конце концов Хэнкок оказался на полу, в сознании, но запыхавшийся, поникший и побежденный. Когда Фредерик угрожающе навис над ним, все еще сжимая кулаки и ожидая, что противник встанет и снова займет оборонительную позицию, молодой человек поднял руку. Фредерик схватился за нее и помог ему встать на ноги.
— Ловко вы работаете кулаками, — сказал он, поправляя одежду и осторожно касаясь кончиками пальцев разбитой щеки. |