Один раз он сопровождал ее, когда она совершала визиты. Он переносил ее в экипаж и в три дома, куда они заезжали, и бодро высидел три чаепития. Это день чрезвычайно ей понравился. Она привыкла к тому, что визиты обычно наносили ей и нечасто сама ездила в гости. Фредди пообещал, что скоро они поедут в Лондон и выберут открытую четырехместную коляску. А пока они ездили в экипаже, широко открыв окна, что уже само по себе было новизной. Ее отец всегда ограждал ее от малейшей возможности сквозняков.

Они еще раз ездили кататься верхом.

Фредди даже отвез ее в воскресенье в церковь, где ее тепло встретили прихожане, уже ранее заходившие к ней домой, и священник с женой, выразившие желание навестить ее в течение нескольких ближайших дней.

— Пожалуй, я впервые посетил церковь с последнего Рождества, — сказал Фредерик, когда они снова направились домой. — Как вы думаете, Клара, моя душа вновь спасена?

— О, Фредди, — сказала она, смеясь, — не говорите глупостей. По крайней мере, вы не спали во время проповеди, как это делал мистер Соамз. Вы видели, что миссис Соамз толкала его локтем, когда он начинал храпеть?

— Удивительно, что он не закричал, — сказал он, — локоть выглядел достаточно острым.

Они оба рассмеялись. Казалось, на этой неделе они, делали это довольно часто.

В воскресенье днем он вывез ее в кресле на террасу и не позволил ей взять шаль, предупредив, что она расплавится от жары, если сделает это. Она удовлетворенно вздыхала, когда он вез ее по террасе, и поднимала лицо к солнечному свету и теплу.

— Со дня на день придет осень, — сказала она. — Разве нам не повезло с такой прекрасной летней погодой в это время августа, Фредди?

— Та беседка, которую мы видели, когда ездили верхом, находится не так далеко, — сказал он. — Давайте отправимся туда.

Она знала, что там была беседка. Ей рассказывали о ней. Но впервые она увидела ее во время второй поездки на лошади с Фредди. Это было восьмиугольное каменное сооружение с куполом и большими стеклянными окнами, выходившими на все восемь сторон. В солнечные дни ее отцу нравилось ходить туда читать, даже когда погода была весьма прохладной. Стекло сохраняет тепло, объяснял он ей.

— Мое кресло не может двигаться по траве, — сказала она довольно печально. — Вы идите, Фредди. Я посижу здесь и отдохну. Или вы можете сначала отнести меня обратно в дом, если хотите. Я почитаю.

Но он широко ей улыбнулся, наклонился и подхватил ее на руки.

— Мои ноги могут двигаться по траве, — сказал он, шагая вместе с ней в направлении деревьев, скрывавших беседку, отчего ее было не видно с террасы.

— Но это слишком далеко, — запротестовала она. — Я слишком тяжелая.

— Вы легче перышка — сказал он. — Хотя, как я заметил, в последние дни вы ели больше, Клара. Достаточно для вас и для лошади.

— Вы несносны! — воскликнула она. — Я думаю, что аппетит появился у меня из-за свежего воздуха, Фредди. Я слишком худая, не так ли?

Она не напрашивалась на комплимент. Она всегда знала, что некрасива. Просто иногда ей хотелось быть хотя бы сносно привлекательной. Особенно теперь. Ей хотелось, чтобы он считал ее красивой. Глупая, глупая мысль.

— Вы такая, какая есть, — сказал он. — Для меня вы прекрасны, любовь моя. Но я рад видеть, что у вас есть аппетит и не расстроюсь, если вы наберете еще несколько фунтов веса. Хотя у меня может начаться одышка, когда нужно будет таскать их к беседке или Бог знает куда еще.

— Вы сами виноваты, что запыхались, — сказала она. — Я не просила меня нести.