После цепочки неудач в любви и женитьбе Эсмонда так и тянуло уехать из Англии. А с помощью Честермана он вполне мог бы вписаться в окружение Мальборо.

— Ты же знаешь, Арчи, я всегда интересовался политикой, а кроме того, прекрасно владею французским. Думаю, я смогу быть полезен в этих кругах.

— Не сомневаюсь, — сердечно поддержал его Арчи. — И непременно устрою тебе встречу с лордом Честерманом… — А потом вдруг добавил, уже менее уверенно: — Но не вызовет ли толки столь поспешное расставание с молодой женой?

— Я уже привык, что мое поведение вызывает толки, дружище. И там, где дело не касается моей гордости и чести, меня это совершенно не волнует. Разумеется, я дождусь дня, когда «здоровье Магды будет уже вне опасности», а затем воспользуюсь неудачным походом герцога и займусь наконец настоящим делом. Хватит мне бездельничать!

Вот теперь Сент-Джону было нечего возразить. Удовлетворенный, он откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза и погрузился в мечты о предстоящей встрече с очаровательной Элисон. Дай бог, чтобы ему повезло больше, чем Эсмонду…

8

Вот уже три дня Магда провела под неусыпным наблюдением сиделки Маусли и миссис Фланель — последняя вела себя как настоящая тюремщица и страшно действовала Магде на нервы. Кажется, обе они находили изощренное удовольствие в том, чтобы беспрестанно напоминать ей, что она тяжело больна сифилисом и должна все время лежать в постели. Несмотря на все ее просьбы, окна в комнатах были наглухо затворены, а камин топился круглые сутки, причем в огонь бросали разные ароматические травы, от которых у Магды щипало ноздри. Она прекрасно понимала, для чего это делается: запахи расползутся по всему дому, и уже никто не будет сомневаться, что жену графа лечат от сифилиса.

Никому не было дела до того, что сама Магда при этом задыхалась. Кажется, начались самые ужасные дни в ее жизни. Она молила Бога, чтобы поскорее приехал Эсмонд. Когда она решила найти утешение в чтении, надсмотрщицы тут же отобрали у нее все книги, которые Магда взяла в будуаре, и заявили, что так можно испортить себе зрение. В довершение всего миссис Фланель вообще заперла будуар, а ключ унесла в кармане своего фартука.

Дома Магду никогда так не лечили и не ухаживали за ней. В конце концов это ограничение физической свободы привело к тому, что она действительно почувствовала себя больной. Ей ни на секунду не давали забыть, что теперь она графиня Морнбьюрийская и должна вести себя соответственно. Но она и так ничего не забывала, — ни подлога, в котором невольно участвовала, ни отвергнувшего ее мужа.

Единственным утешением явилось торопливо нацарапанное письмо, которое пришло из Страуда. Ее мать писала, что жизнь в Уайлдмарше стала немного получше.

«Сэр Адам вернулся не в духе, но все же теперь оставил меня в покое, о чем я давно молила Господа. Кажется, ему удалось получить от твоего мужа денежную поддержку. Падаю на колени и преклоняюсь перед твоим именем, дитя мое. Я очень рада, что граф решил не отсылать тебя назад. Твой отчим ничего мне толком не рассказал, но теперь он в Лондоне, и тем лучше, — я хоть могу спокойно вздохнуть. Меня не тревожат даже шалости твоих братьев, которые, кстати, передают тебе привет и свою братскую любовь. Мы надеемся, что когда-нибудь все же увидим тебя снова».

Прочитав письмо, Магда облегченно вздохнула — ее жертва во имя справедливости ненапрасна. Она прониклась стыдливой благодарностью к Эсмонду, который преодолел свою злобу на сэра Адама и обеспечил ее семью.

Но Магда не представляла, как долго еще сможет выносить свое заточение и разыгрывать этот фарс.