|
Вроде несложно, по па несложном чаще всего и прокалываются. — Троил спрыгнул с подоконника. Эссиорх вышел с ним вместе. В опустевшую комнату скользнул темноволосый златокрылый и остался рядом с кроватью, на которой лежала сумка-чехол. Троил не ошибся, говоря, что чаще всего прокалываются на простом. Золотистая корочка стала уже темной гарью. Улита сидела за столом и, не глядя, что делают ее руки, упорно резала морковь. Отрешенное лицо выражало намерение перерезать всю морковь в мире. Троил мягко отобрал у нее нож. — Мне ничего нельзя поручить, — вздохнула Улита. — Скажем так: ты делаешь все для того, чтобы тебе ничего не поручали. Это защитное, — весело поправил Троил. — Давай попытаемся еще раз. Позови валькирий! Всех не надо. Штучки три. Таамаг, Хаару и еще кого-нибудь. — Среди ночи? Они меня прикончат! Можно,» вместо Таамаг я позову Фулону? — забеспокоилась Улита. — К Фулоне я мог бы послать курьера. Остальным же только пойдет на пользу, — настойчиво повторил генеральный страж. Улита уступила. — Так и быть. Рискну! Если что — не позволяйте Корнелию нести мой гроб. У него выпадет грыжа. Бывшая ведьма встала, собираясь удалиться сквозь стену несколько парадным, но эффектным способом последовательной телепортации, давно известным на Лысой Горе. Цокнув языком, Троил поманил ее пальцем и о чем-то негромко напомнил. Улита кивнула, не без сожаления покосилась на стену и сделала самую банальную в мире вещь: вышла через дверь. Эссиорх встревожился, сможет ли она проскочить мимо грифона, но Троил, высунувшись, крикнул Корнелию, чтобы ее проводили. Корнелий, побаивающийся грифона, проявил хлопотливость, передавая приказ дальше по цепочке златокрылых. Троил засадил Эссиорха чистить картошку. Оставшись недовольным остротой ножа, генеральный страж вручил ему свой кинжал с зазубринами для срезания дархов. Кинжал был острее бритвы, однако картошку резал неохотно: считал себя выше рутинной работы. Эссиорх пошел у кинжала на поводу и вырезал из картошки человечка. Оживший картофельный человечек строевым шагом прошел по столу, рухнул в солонку и вылез из нее наполовину белым. — Что с Улитой? — спросил Эссиорх. Троил предпочел столкнуть вопрос с вопросом: — А что ты заметил? — Она плакала. — И все? — Она взволнована. — Хорошо взволнована или плохо? Эссиорх колебался, с ненужной тщательностью очищая следующую картофелину. Он прикидывал, что ему вырезать: картофельную лошадь или картофельную собаку для наполнения жизни человечка заботой и весельем. — Взволнована-то она хорошо… Но как-то непривычно. — Само собой. Я вернул ей эйдос, — кивнул Троил. Эссиорх вскочил, толкнув стол. Картофельный человечек, не удержавшись, повторно улетел в солонку. — Она не готова! Его отнимут! — Поверь моему опыту: дольше тянуть нельзя, — твердо сказал Троил. — А отдаст она его или нет — зависит только от нее самой. Но все же, надеюсь, работа на Большой Дмитровке научила ее, что неразумно расшвыриваться эйдосами. — Но почему? — спросил Эссиорх с тоской. — Подумай сам: зачем истинный свет вообще Позволяет людям распоряжаться их эйдосами? Ведь ценность каждого, даже самого тусклого эйдоса, превышает стоимость всего человеческого мира со всеми городами, картинными галереями, сокровищницами? Не проще ли забрать их и запереть в сейфе где-нибудь в Эдеме? Мы бы их охраняли. |
