Точнее, все сделал Ансельмо, потому что Грета пребывала в состоянии эйфорического опьянения. Ее первый спуск без тормозов был незабываем, и она не хотела, чтобы ее покидало это ощущение. Чары разрушил телефонный звонок.
— Это Серена.
Среди всех людей, с которыми она сейчас не хотела разговаривать, мать занимала почетное первое место.
— Давай я отвечу. Просто скажу, что у нас все хорошо, и положу трубку.
Грета понимала, что так и надо сделать. И была благодарна, что ей этого делать не придется.
— Хорошо, ответь, только разговаривать с ней я не стану.
Ансельмо послушался:
— Добрый день… Да, все хорошо… На пароме, мы едем на Капри… На пляже… Нет… Хорошо… Не беспокойтесь, я о ней позабочусь.
Ансельмо говорил что-то еще, но Грета его не слушала. В ушах все еще стояли эти слова: я о ней позабочусь. У нее кружилась голова. Как при первом спуске с ним вместе.
В веломастерской никого не интересует, откуда ты пришел, кто твои родители, какой марки твоя обувь, на скольких языках ты говоришь, хочешь ли ты вообще говорить. Единственное, что у тебя спросят: «Ты умеешь кататься?»
И если даже ответ будет «нет», найдется кто-нибудь, кто тебя научит. Эмма умела кататься, но еще несколько недель назад ей бы и в голову не пришло ремонтировать велосипед.
Она посмотрела на своего наконец готового «голландца» и поняла, что сделала что-то хорошее своими руками, воспользовавшись только парой добрых советов. И не потратив ни цента. Эта мысль наполнила ее новым неведомым ощущением. Ощущением свершившегося счастья.
— Красиво, — одобрил ее работу Эмилиано.
Они улыбнулись друг другу.
— Теперь тебе надо бы его обкатать, — посоветовал Гвидо.
Эмма хотела сделать больше. Она решила, что вернется домой на велосипеде и в первый раз одна проедет по улицам Рима. Она попрощалась со всеми и медленно покатила под небом, окрашенным закатом.
Гвидо улыбнулся. Хулиган с окраины и богатая иностранка. Две судьбы, которые не должны были пересечься, и пересеклись здесь, в его мастерской. Среди пыли и масла. Вдали от тех мест, где все решают деньги и сила.
— Продолжим? — спросил Эмилиано, отвлекая мастера от его мыслей.
Они работали несколько часов без перерыва. Под аккомпанемент классической музыки, без спешки и суеты. Когда они закончили, было далеко за полночь. Гвидо сделал шаг назад, чтобы оценить проделанную работу. Эмилиано тоже.
— Я бы мог поспорить, что когда его купили, он именно так и выглядел, — сказал он.
И выиграл бы спор: когда Гвидо купил этот велосипед, он был так же красив, как сейчас.
— Я его опробую, — заявил новый владелец.
Через несколько минут он был на улице Джентилини под высокими звездами. С каждым оборотом педалей на лице юноши появлялось новое выражение: Гвидо видел, как разглаживается складка на лбу, плечи расслабляются и опускаются вниз, а уголки губ поднимаются вверх. Эмилиано все сильнее жал на педали, меняя скорости и неожиданно тормозя.
И лицо Гвидо вдруг тоже изменилось.
— Это лучший велосипед в мире! — сказал Эмилиано, глядя в сияющие глаза Гвидо.
— Я знаю.
— Тот, кто оставил его здесь, полный идиот.
Правильно.
— Почему ты его выбрал? — спросил идиот.
Юноша на мгновение задумался:
— Потому что ты мне сказал, что он побывал в аварии.
— И что?
— Я тоже недавно попал в аварию. На мотоцикле. Мне перерезала дорогу ласточка, и я потерял равновесие. Я думал, что авария — это всегда плохо. |