Вначале ей долго не удавалось получить грант от государства на новые постановки «Веселых утят», затем прежняя бухгалтерша внезапно уволилась, поскольку нашла место на овощной базе с более весомым окладом, чем в детском коллективе. Однако эта стерва, носившая турецкие шаровары и полуголые кофточки на пышном теле зимой и летом, теперь подло шантажировала Лину, требуя денег за бухгалтерские документы, которые все эти годы хранились у нее дома. Бухгалтерша на работе не парилась, работала дистанционно и обычно проводила с Линой он-лайн платежи, помешивая ложкой в кастрюле с борщом или с наваристым харчо. Родители-фермеры постоянно присылали этой стерве с водителями автобусов огромные сумки с продуктами, так что меню ее было на редкость разнообразным. Как только «Утята» оказались на грани закрытия, бухгалтерша поняла, что настал ее звездный час. В том смысле, что напоследок она решила стрясти с разорившейся детской студии все до последней нитки. Она прекрасно знала, что денег у студии на счете нет, однако вошла во вкус и теперь требовала Лину вернуть ей деньги за все, даже за ноутбук, который она купила себе домой… Словом, устав отбивать удары судьбы, Лина попыталась сбагрить «Веселых Утят» в хорошие руки и отойти от руководства… Однако, как говорится, «нема дурных». Желающих взвалить на себя убыточный детский коллектив, обремененный долгами и проблемами, понятное дело, не нашлось. Даже то, что «Утята» к тому времени обрели свое узнаваемое лицо и имя, не помогло. Знакомые деятели из шоу-бизнеса и господа из концертных организаций ободряюще улыбались, обнимали Лину, сочувствовали на словах, однако к идее присоединить «Утят» к какому-нибудь другому, давно сложившемуся и успешному коллективу, отнеслись более чем холодно. В общем, Лине ничего не осталось кроме как тащить свою неподъемную директорскую ношу и дальше, невзирая на проблемы со здоровьем и на выяснения отношений с бухгалтершей, окончательно обнаглевшей и изрядно зарвавшейся за время ее болезни.

Башмачков был особенно нежен с Линой в этот первый месяц после операции. Словно никогда не было между ними обид, не летели искры от сшибки двух сильных характеров и не происходила вся прочая ерунда, которая отравляла жизнь и в конце концов привела тогда к разрыву. Бойфренд иногда уезжал в свою берлогу, но довольно быстро возвращался в уютную и светлую квартирку Лины на Юго-Западе столицы. Все чаще он стал говорить, что его квартирку они могли бы в конце концов сдать и значительно улучшить свое материальное положение. Лина эту идею вслух горячо одобрила, но в душе понимала, что писатель — это волк-одиночка. Постоянно делить кров и стол с человеком, у которого в голове сплошные выдуманные сюжеты и несуществующие герои, — удовольствие еще то. И все же Лина каждый день по-новому открывала для себя этого необычного, как ей когда-то казалось, человека. Чувство жалости и нежности потихоньку, день за днем устраивалось в ее обновленном сердце, пока наконец не расположилось там уютно и беспечно, как пушистый кот в старом кресле. Как ни старалась Лина изо всех сил не впускать в свое заштопанное Рустамом Маратовичем сердце избыток страстей, чтобы оно ненароком не разорвалось, особых успехов в этом она не достигла. Любовь к Башмачкову вспыхнула в ее сердце с новой силой. К сожалению, волевые усилия в делах сердечных частенько бывают бесполезными и даже порой вредными…

Вера в слезах и с надеждой

Однажды воскресным утром Лина наслаждалась разрешенным ей Омаром Омарычем некрепким кофе и в пол-уха слушала по радио перепалку двух веселых дикторов, парня и девушки, без конца хохотавших и перебивавших друг друга, так что основная мысль их спора неизменно терялась где-то в пути. Впрочем, важен был не смысл их слов, а беспечная утренняя интонация и звонкий тембр молодых приятных голосов.

Телефон ворвался в безмятежное утреннее безделье слащавой мелодией какой-то итальянской песни.