Получилось, что Корецкий и его «коллеги» всего-навсего заплатили местному чиновнику за скорейшую отправку вагона с дешевыми сувенирными монетами и медалями. И никакого криминала. В Москве у Корецкого тоже были свои «завязки» на таможне, так что особенных трудностей с получением груза не предвиделось. Однако опыт всей предыдущей жизни и развитая дипломатическая «чуйка» подсказывали Бармину, что главные проблемы у него не позади, а впереди. Он вспомнил, что цифры в договоре с китайцами оканчивались многими нулями, и внезапно начал задыхаться. Это было начало сердечного приступа. Бармин, хрипя, попросил у Корецкого разрешения выйти на свежий воздух и, пошатываясь, вышел из таможни.
«Фальшак не может стоить таких деньжищ, — в который раз подумал Иннокентий, прислонившись к дереву и наслаждаясь тенью после духоты тесной комнатки. — Это же не антиквариат! И никогда им не станет. Я ведь не стану китайцем, даже если меня с ног до головы натереть желтой краской. В общем, надо признать, что вы, господин Иннокентий Бармин, дипломат в отставке, капитально влипли, причем, что особенно обидно, влипли в столь почтенном возрасте. На карте теперь не только твоя безупречная репутация, идиот, но и жизнь. черт побери! Ни в одной командировке за границу ты, Кеша, не рисковал так глупо. Еще бы! Тогда я шаг за шагом строил дипломатическую карьеру и потому каждый день отстаивал мое доброе имя. А теперь я, как дурак, расслабился, забыл, что Бармин уже никто, обычный пенс московского разлива. Не почину брать стал, вот в чем штука! Вип-зал, бизнес класс, хорошая гостиница в центре города…. Дурак, одним словом! Пора бы в моем возрасте перестать верить в добренького Деда Мороза и в бесплатный сыр в антикварной мышеловке. Этот жук Корецкий, похоже, задумал срубить для себя под конец жизни немыслимую маржу. Вот аферист! Надумал продавать дешевые китайские подделки по цене антиквариата! Ясен пень, что столь тупое кидалово рано или поздно откроется. Скандала и стыда потом не оберешься. И не только стыда. Пахнет уголовным делом о мошенничестве в особо крупных размерах. Чую, мой однокашничек хочет срубить большой куш и скрыться за границей, ловко подставив меня вместо себя. А для чего же еще он взял меня на работу? Мог бы найти кого-нибудь шустрее и моложе в два раза. Это в мое время переводчик с китайского был редкой и ценной фигурой, а сейчас их — пруд пруди. «Сентиментальная дружба с одноклассником, ностальгия по детству, общие воспоминания…». Как я, старый дурак, глупо попался! Как, зная этого прохиндея с детства, я вообще мог поверить в подобные глупости? Для этого подонка любые разговоры «о доблести, о подвигах, о славе» — старомодная чушь. Состояния не делаются в белых перчатках и коллекции подлинников не собираются в квартирке на Патриках за счет продажи антикварной рухляди».
Бармин глотнул свежего воздуха, положил под язык таблетку, порозовел, сердце стало стучать ровнее, и вскоре он как ни в чем не бывало вернулся в таможню. Корецкий тем временем закончил все дела и, довольный тем, как прошло общение с таможенным чиновником, объявил Бармину, что они прямо сейчас идут гулять по Пекину. Дескать, в Москве их ждет серьезная работа, так что не помешает напоследок насладиться прекрасной китайской кухней и заняться шопингом. Мол, все «фирменные» шмотки все равно производятся в Китае, однако стоят здесь, в отличие от Москвы, в два раза дешевле. Бармину не осталось ничего другого, как угодливо поддакнуть шефу.
Не все то золото, что блестит
Лина вышла из дома в отличном настроении. Солнце светило так ярко, словно в разгаре было лето, а не серенькая московская весна. Она не сразу услышала, как ее окликнул один из рабочих-таджиков, проходивших мимо.
— Девушка, — обратился к ней потомок древних персов. Впрочем, в последнее время в столице такое обращение принято ко всем женщинам моложе шестидесяти. |