— Так и есть, сестренка, — безразличным тоном ответил Манаев. — Мы уже второй год на смерть ходим.

— Пусть патроны даст, — повторил Часов. — Чтобы свидание с костлявой веселее получилось.

— Вы получите патроны, — перевела девица в штатском ответ заморского полковника.

Вскоре появились иранцы-носильщики с ручными тележками, подвозившие патронные ящики. Документы актов приемки оформили молниеносно. К вечерним сумеркам семьдесят грузовиков и бронемашин стояли на платформах, и два эшелона один за другим отправились в сторону Джульфы.

Поездам дали зеленую дорожку — машинисты гнали полным ходом, без остановок. На собственных колесах они добирались бы раза в три дольше, да еще растеряли бы в дороге часть машин из-за поломок. Нетрудно было сообразить, что их груз — машины, провиант и лекарства — срочно требуется для нужд 47-й армии.

Только рано утром сделали короткую остановку на станции Тбилиси-Сортировочная, чтобы заправить паровозы углем и водой. В эти полчаса Манаев заглянул в эшелон 87-го тяжелого и предложил Часову поболтать. Они сели на задней платформе возле грузовика с мешками риса, открыли по банке свиной тушенки, разлили по кружкам разведенный спирт. Манаев достал из вещмешка горячий плоский хлеб — сказал, что выменял в буфете на такую же банку. Выпив за победу и закусив холодным жирным мясом, майор угрюмо произнес:

— Наверное, скоро вместе в бой пойдем.

— Да, похоже, что всю армию введут в бой где-то в районе Ростова, — согласился Леха.

— И я о том же. До сих пор наши атаки получались не слишком удачными.

— Мы кое-чему научились.

Часов рассказал, как прорывался под Изюмом, используя подсмотренную у немцев тактику. Впереди шли тяжелые танки, следом — средние, а уж потом — пехота, одобрительно крякнув, Иосиф поведал, как в прошлом месяце наступал под Новочеркасском в составе 3-й танковой армии, поспешно созданной из собранных на скорую руку соединений. Корпусами командовали недавние кавалерийские и пехотные полковники, штаб был создан на основе управления общевойсковой армии, старшие командиры в танковой тактике не разбирались. Несколько сотен машин двинулись нестройной кучей, десятками горели на вялом снегу. Итогом контрудара были 3–4 километра продвижения.

— В конце концов мы штурмовали укрепленные хутора небольшими группами танков и пехоты. Пощипали немцев, но цена страшная получилась.

— Хуже нет — штурмовать опорные пункты в лоб, — согласился Часов. — Такие узлы сопротивления лучше обходить, брать под перекрестный огонь, а потом — мощный огневой удар и атака пехоты с флангов и тыла.

— И не растопыренными пальцами бить, а кулаком, — подхватил Манаев. — Однажды я пятью «тридцатьчетверками» навалился из засады на четыре «тигра». Всю стаю пожег, а моих — только две машины подбиты. В борт их дырявить можно.

— Главное свой борт не подставлять, — Леха засмеялся. — В обороне засада — лучшая тактика.

— Еще чему надо поучиться у врага — это быстрое создание противотанковой обороны, — Манаев щелкнул пальцами. — Нарвавшись на сильного противника, моментально оттягивают танки, выводят вперед пехоту. Расставляют пушки на прямую наводку. После этого атаковать их танками без подготовки — чистое самоубийство.

— Кажется, мы друг друга понимаем.

Они выпили за победу. Манаев немного завистливо заметил, что тяжелым KB чуть легче драться против «тигров» и «пантер».

— Ваша броня держит немецкие снаряды почти с километра, а мою «тигры» с полутора пробивают, — грустно произнес подполковник.