Изменить размер шрифта - +
Взгляд влево показал, что дороги, по которым шли на север колонны его бригады, сближаются. Чуть дальше раскинулась на холмах роща. Здесь левая грунтовка раздваивалась: главная дорога огибала скопление деревьев, а боковое ответвление уходило в рощу. Впереди коптила небо горящая деревня Цоллербах, на подступах к которой лейбштандартовцы наверняка оборудовали хоть какую-то оборону.

— Рязань, будь начеку. Эта роща — удобное место для засады, — предупредил Алексей комбата Шовкунова, возглавлявшего полковую колонну Бедулина, и переключился на волну Низкохата. — Хабаровск, жду новостей.

— Мурманск, я — Хабаровск, — откликнулся командир разведроты. — Стою на Огурце. Сразу за железной дорогой — пашня, огороды, слева, на хуторе, крепкое хозяйство, парочка сараев для скотины, сенокосилки попрятаны, звери в скирдах.

Схему местности Часов помнил, так что представил себе обстановку, не заглядывая в карту. Разведчики расположились за высотой Огурец, в трех километрах южнее разбомбленной деревни. Между высотой и Цоллербахом, сразу за речкой, противник оборудовал опорный пункт, хутор на левом фланге превращен в крепкий узел обороны с двумя дзотами. Оборона усилена противотанковой артиллерией и танками, замаскированными под стоги сена-соломы. Он приказал Березе — командиру передового отряда капитану Полухину — закрепиться на рубеже вправо от Огурца, а Сосне — полку Сазонова — выдвигаться на тот же рубеж.

— Командир, меня обстреливают! — хлестнул по перепонкам вопль Шовкунова.

Взгляд влево подтвердил, что комбат прав: два ИСа горели, затем на глазах комбрига заполыхал еще один. Кто-то расстреливал колонну в борт, и этот кто-то мог прятаться только в роще, о чем Алексей предупреждал Шовкунова еще десять минут назад, но заносчивый и обидчивый майор из бывшего барчуковского полка не принял мер предосторожности.

 

Узнав об измене Ханштайна и прорыве русских танков, бригадефюрер Монке выдвинул тяжелую танковую роту в рощу, лежавшую на вероятном маршруте противника. Незадолго до полудня командир роты гауптштурмфюрер Михаэль Виттман, стоя на башне своего «тигра», увидел на дороге облако пыли. В голове вражеской колонны шли бронетранспортеры, за ними, отставая на километр, спешили тяжелые русские танки. С этими машинами танкисты «Лейбштандарте» уже имели дело под Минском и возле озера Балатон. Во встречном бою «сталинские мамонты» были практически равны «тиграм», но теперь они подставили борт, а по скорострельности немецкие танки имели почти двойное превосходство.

Стоявший рядом наводчик обершарфюрер Балтазар Волль по прозвищу «Бобби», также получивший Рыцарский крест из рук предательски убитого фюрера, злобно прорычал:

— Они ведут себя так, словно уже выиграли войну.

— Сейчас мы покажем большевикам, что они ошибаются, — флегматично ответил Виттман.

По его приказу замаскированные зелеными ветками «тигры» медленно проползли между деревьями к восточной границе рощи. Русские машины двигались совсем близко, на расстоянии каких-нибудь 500–600 метров. Пропустив колесные и гусеничные броневики разведчиков, Виттман приказал открыть огонь по танкам. Как всегда бывает, далеко не каждый снаряд попадал в цель, но ИСы загорались один за другим. К моменту, когда неприятельские командиры поняли, что происходит, и начали отвечать, было подбито не меньше десятка ИСов, причем шесть горели, а один даже взорвался.

Большевики поспешно разворачивали свои машины в сторону рощи, подставляя под выстрелы толстую лобовую броню, впрочем, с такой короткой дистанции немецкие снаряды поражали «мамонты» и в лоб. Ответный огонь русских получался не слишком эффективным — вражеским наводчикам непросто было разглядеть «тигры» среди деревьев.

Быстрый переход