– Да я в порядке, – ответил Белый, с лязгом захлопнув дверцу. – Просто спать охота, поздно уже.

Это была ложь – целиком, от первого до последнего слова. Он не был в порядке, не хотел спать и вовсе не считал, что они с Анатолием Степановичем молодцы. То, что они поодиночке и сообща творили, начиная с того недоброй памяти дня, когда Мордвинов нагрянул в «штаб», здорово смахивало на действия парочки маньяков.

Все это чем дальше, тем больше не нравилось Белому – не нравилось, в первую очередь, потому, что он мало-помалу начал привыкать к такому образу жизни и даже получать от него удовольствие.

– Черт те что, – бросив на монитор компьютера невнимательный взгляд, недовольно проворчал генерал Потапчук.

– Если что-то не устраивает, можно сделать еще несколько снимков, – с оттенком обиды произнес фотограф. Он был толстый, лысый, обильно потеющий и носил поверх матросской тельняшки рыбацкий жилет с великим множеством набитых всякой профессиональной всячиной карманов.

– Спасибо, не стоит, – отказался Глеб Сиверов, обирая с лица накладную растительность. – Не надо забывать, в каких условиях, по замыслу, сделано это фото. И кем.

– Значит, остановимся на этом? – спросил фотограф тоном, каким говорят: «Мое дело – предложить, ваше – отказаться».

Глеб вопросительно посмотрел на Федора Филипповича.

– Да делайте, что хотите! – раздраженно отмахнулся тот. – Я в ваш цирк клоуном не нанимался.

Глеб кивнул фотографу.

– Спасибо, все свободны! – повернувшись к ним с генералом спиной, зычно провозгласил толстяк.

Чернокожее воинство, набранное с бору по сосенке буквально за несколько часов, кое-как составив около танка свое разномастное вооружение, с веселым гомоном отправилось переодеваться и получать гонорар. В основном это были студенты московских вузов, а «его величество» на время позаимствовали прямо из камеры следственного изолятора, где «монарх» чалился по подозрению в совершении ряда карманных краж в общественном транспорте. На выходе из павильона его встретили два конвоира и, прежде чем увести в раздевалку, не поленились обыскать.

Незаметно появившийся откуда-то из фальшивых джунглей худощавый, желчного вида гражданин в роговых очках с мощными бифокальными линзами пустился в обход танка, придирчиво оглядывая его со всех сторон и чуть ли не обнюхивая. Это был сотрудник музея, ответственный за сохранность ценного экспоната. Держался он так, словно оберегал не бронированную боевую машину, а одного с ней размера драгоценную вазу китайского фарфора, на которую посягала целая орда варваров с каменными топорами.

Фотограф, явно недовольный тем, что ему не дали в полной мере раскрыть свой талант, сбросил снимок на съемный диск, который и был с довольно кислой миной передан Глебу. Поблагодарив, Глеб взял Федора Филипповича под локоток и увлек к выходу из павильона.

– Ты думаешь, он настолько туп, что клюнет на эту липу? – спросил генерал, очутившись в коридоре киностудии.

– Во-первых, ему очень хочется на нее клюнуть, – сказал Глеб. – Я сам не ожидал, что он поведется на эту шитую белыми нитками байку об Mk-V в горном Камеруне, а он взял и повелся. Одно слово – коллекционер! Они все немного ненормальные. А чтобы собирать не живопись, антиквариат или холодное оружие, а танки, надо, по-моему, быть законченным психом. Это во-первых. А во-вторых, почему, собственно, липа? Танк самый настоящий, хоть под микроскопом его изучай. Африканцы тоже настоящие, на снимке никаких следов монтажа или компьютерной обработки, декорации очень правдоподобные, да и Кулешов, насколько я понимаю, не шибко большой знаток африканской флоры.