Камера проводила Семибратова до такси, засняв момент отбытия. О том, что данный господин никого и ничего не опасается, говорить не стоило: это было разборчиво написано у него на лице очень крупными, заметными издалека буквами. Кадр сменился, вместо Семибратова на экране возник прокурорский чин в полковничьих звездах, сытым сановным голосом огласивший упомянутое диктором официальное заявление. На смену ему пришел сам диктор – правда, ненадолго, только затем, чтобы предложить вниманию аудитории эксклюзивное интервью, данное господином Семибратовым корреспонденту канала, который он, диктор, имел честь представлять.

На экране снова появился Семибратов – в темном пиджаке и белой рубашке с небрежно расстегнутым воротом, он сидел за столиком ресторана. Сергей Аркадьевич сразу узнал знакомый интерьер, и это оказалось почти так же неожиданно и приятно, как увидеть по телевизору хорошего приятеля или самого себя.

– Сразу задам не совсем традиционный вопрос, – послышался женский голос. – Почему вы назначили встречу именно здесь?

Семибратов улыбнулся.

– Где же еще встречаться с молодой, красивой девушкой, если не в ресторане?

– Спасибо…

– Кроме того, это мой любимый ресторан.

– Мой тоже, – пробормотал Кулешов. – А у него губа не дура!

– Помолчи, – нетерпеливо повторила Марина Игоревна.

– И потом, я не был в Москве почти четыре года, – продолжал Семибратов, – и теперь вынужденно совершаю что-то вроде сентиментального паломничества по знакомым местам. Надо ведь, согласитесь, посмотреть, насколько сильно они изменились! Вот здесь, к примеру, обновили интерьер…

– Вам нравится?

– Не могу сказать определено. Надеюсь только, что перемены не коснулись кухни. То, как здесь кормили раньше, меня вполне устраивало.

– Раз уж вы сами заговорили о своем более чем трехлетнем отсутствии на родине, давайте вернемся к вашему добровольному изгнанию и вашим планам на будущее. Как известно, все обвинения в ваш адрес сняты…

Семибратов пожал широкими плечами.

– Лучше поздно, чем никогда, – сказал он. – Если вам нужен более развернутый ответ, могу добавить лишь одно: справедливость должна торжествовать хотя бы иногда, иначе люди просто перестанут в нее верить. А официальный проводник справедливости в массы, каким, по замыслу, должна являться судебная система, которому никто не верит, автоматически становится инструментом для сведения счетов, послушным орудием в руках нечистого на руку богатого меньшинства.

– Во завернул, – запив это громкое заявление глотком коньяка, хмыкнул Кулешов.

– А что до планов на будущее, – продолжал Семибратов, – то они пока расплывчаты и неопределенны. Есть кое-какие предварительные наметки, но они носят чисто деловой характер, и мне не хотелось бы сейчас их обсуждать.

– Разумеется, это ваше право, – произнесла берущая интервью дамочка таким тоном, словно ее мнение по данному вопросу могло кого-то интересовать. – Я, собственно, имела в виду ваши дальнейшие взаимоотношения со стороной обвинения – Министерством обороны, военной прокуратурой… Вы намерены предъявить судебный иск о защите чести и достоинства? Будете требовать компенсации?

– Нет и нет, – коротко и решительно ответил Семибратов.

– Так категорично?

– Это не категоричность.