|
Стража у ворот отсутствовала, сами ворота были по небрежности открыты, и никто не помешал магистру совершить свой последний в жизни затяжной прыжок. Возможно, он успел бы ещё произнести левитационное заклинание, ибо магам воздушной стихии не нужны мётлы или пылесосы, но его энергетический амулет оказался почти разряжен, а крылатые сандалии, промоченные вчера в крокодиловых слезах, были на просушке и меланхолично трепетали крылышками, пришпиленные прищепками к верёвке в Облачной Лаборатории. В результате Шурасино, как самый способный ученик магистра, получил его прежнюю должность, его амулет и несколько тысяч полотняных мешочков, составлявших все магические запасы его предшественника. При осмотре обнаружилось, что в треть мешочков по рассеянности насыпано совсем не то, что значилось на ярлычке, содержимое же оставшихся двух третей основательно заплесневело. Амулет Шурасино поспешил зарядить, от подозрительных же мешочков по возможности избавился, вытряхнув их прямо в окошко Облачной Лаборатории. Левитационная замазка пока была самым ответственным заданием юного мага, и он, разумеется, из кожи вон лез, чтобы всё получилось. К концу вторых суток работы, когда Шурасино держался на ногах в основном потому, что упасть в колоссальных размеров кипящий котёл, над которым он ходил по широкой доске, было бы гораздо менее мудро, белая глина перестала бурлить и загустела. Котёл окутался ровным сиреневым сиянием. Пар от выкипающей воды, прежду ведущий себя как самый обычный пар, стал складываться в руны. И вот тогда–то Шурасино понял, что левитационная замазка вот–вот отвердеет и нужно срочно вызывать духов эфира. Он зажал в руке большой амулет с двумя крупными опалами и произнёс заклинание: – Эфирус дельфиум тульсиит наркози! И вот тогда–то и начались главные неприятности. Духи появились сразу. Это были маленькие, пухлые, очень бойкие существа, точно вылепленные наспех из кучевых облаков. Их круглые, мягкие лица не имели ни формы, ни индивидуальности и принимали черты того, кто их вызвал. Вот и теперь вокруг Шурасино кружились несколько десятков его миниатюрных копий. И не в первый уже раз он поймал себя на мысли, что крайне недоволен собственной внешностью. Нос казался ему слишком длинным, лоб чрезмерно широким, а подбородок, напротив, маленьким и незначительным. Духи эфира носились вокруг Шурасино с нарастающим раздражением. Их позаимствованные у него же острые комариные носики фехтовальными выпадами пронзали пространство. Юный магистр спохватился, что ещё немного – и нетерпеливые духи столкнут его в котёл. Эфирники имели репутацию потусторонних существ, которых нельзя было вызывать просто так, не имея для них сложного поручения. Последствия могли быть самыми непредсказуемыми. – Эй вы, бездельники! Взяли котёл и марш замазывать башню третьей пикирующей крепости! Чтоб ни одной щели не осталось! А потом вернётесь сюда! – велел Шурасино, заранее зная, что будет ругаться даже в том случае, если духи эфира сделают всё первосортно. Хвалить духов эфира было строго запрещено. У того, кто имел бы глупость это сделать, они немедленно потребовали бы вознаграждения, весьма экзотического, скажем, в виде его последнего дыхания. Причём отказались бы ждать до старости и получили бы его немедленно. С терпением у них всегда было неважно. Едва услышав приказ, духи эфира подхватили тяжёлый котёл и умчались. Шурасино еле–еле успел спрыгнуть с доски. «Теперь главное не спать и не прозевать, когда они вернутся!» – напомнил себе Шурасино, зевая и барахтаясь в цепких объятиях соблазна. Он отлично знал, чем это чревато, если он сейчас заснёт. Молодой магистр сел за низенький мраморный столик и, переставляя резные фигуры, стал играть сам с собой в шахматы – любимую игру все волшебников. Правда, это были особые шахматы. Фигуры здесь ходили по собственной воле, не дожидаясь своей очереди и лишь прислушиваясь к пожеланиям Шурасино, но далеко не всегда следуя им. |
