|
Гробыня появилась только минут через десять с кучей дорогих пакетов. Ее каблуки касались асфальта с особенным, четким звуком. Во всем облике Склеповой царила восхитительная, расслабленная небрежность. Это была королева, хозяйка жизни. Сунув пакеты Гуне, Склепова небрежно обозрела Таню. — Что у тебя за ссадина на подбородке? Сарданапал побил? С кровати упала? — А… это?!… Кто-то из третьекурсников налетел… Соловей взял меня на драконбол младшим инструктором, — вспомнила Таня. Брови Гробыни выразили все, что она думает об упомянутом виде спорта. — Драконбол, а? Физкультура лечит, а спорт калечит, а?.. Ну иди ко мне, дорогая! Таня подошла. Гробыня обняла ее холеными руками и осторожно поцеловала в щеку. — Имей в виду, Гроттерша! Выглядишь ты плохо! Не то, чтобы плохо, но неухожено. Так недолго из человека превратиться в спортивно-ломовую лошадь! Таня улыбнулась. — Спортивно-ломовую? Такие разве бывают? — И не такие бывают. Посмотри в зеркало, киса! Лицо Гробыни стало вдруг озабоченным. Вспомнив о чем-то, она быстро извлекла пудреницу, щелкнула крышкой и внимательно оглядела свою верхнюю губу. — Так и есть! Герпес! Сглазили, собаки! — сказала она без особой досады. Постояла, подумала о чем-то своем, глядя поверх волос Тани. Таня почувствовала, что формальная часть закончена. Склепова с ней уже поздоровалась. — Ты-то здесь какими судьбами? Проездом али по амурным делам? Хотя какие у тебя амурные дела? Печаль одна, — спросила и сама себе ответила Склепова. Таня порылась в сумке и передала одно приглашение ей, одно — Гуне. Гробыня небрежно прочитала. — А я-то думала, когда их осенит? Пять дней после окончания школы… Пять минут после окончания школы… И, конечно, надо собираться всей толпой! Сопливая сентиментальщина! — сказала она. — Так ты не приедешь? — с обидой спросила Таня. — Почему не приеду? Кто тебе сказал такую чушь? Разумеется, приеду. Где я еще увижу дураков в таком количестве? Зоопарки ныне подорожали. Таня собралась прощаться, однако у Гробыни были другие мысли на этот счет. — Значится так, Гроттерша! Сегодня ты ночуешь у нас с Гуннием. Через сорок минут у меня запись… Думаю, за три часа отстреляемся. Потолкайся где-нибудь в студии, а вечером поужинаем. Таня хотела сказать, что ей нужно разнести кучу приглашений, но Гробыня, не слушая, уже неслась куда-то. О том, что у Тани могут быть иные планы, ей и в голову придти не могло. Таня подумала, что Гробыня крайне счастливый человек. Существуя в своем склеповоцентричном мире, она и представить не может, что есть еще чьи-то желания и проблемы, кроме ее собственных. Мир вертелся для Гробыни и вокруг нее. И, как ни странно, этот эгоизм был таким здоровым, таким заразительным, что не отталкивал. Скорее, в нем было что-то завораживающее и притягательное. «А почему бы и нет?.. К чему такая спешка? Приглашения можно разнести и завтра», — сказала себе Таня. — Гуня! За мной! Мы опаздываем! — озабоченно взглянув на часы, велела Склепова. Не оборачиваясь, протянула в пустоту пакеты, и быстро двинулась вперед. Так они и шли: впереди величественная Склепова, немного позади — Таня с контрабасом. Гуня, с ненавистью толкая коленями пакеты, тащился сзади, как большая собака, которой неохота возвращаться домой с прогулки. Прохожие оглядывались на них. Точнее, не на них, а на Гробыню. |
