Из-за спины Нара я увидел болото, заросшее тростниками, над ним вились облака насекомых. Из зарослей тростника, примерно в пятидесяти шагах впереди нас и тридцати футах ниже, появилась бегущая фигурка девушки, руки ее были умоляюще протянуты вперед. В тот же миг я узнал одежду, только сильно выпачканную и разорванную – это была одежда дочери убара.

    Едва она выбежала на поляну, разбрызгивая застоявшуюся зеленую воду, как из тростника высунулась голова дикого тарлариона, чьи глаза горели, предвкушая добычу, а огромная пасть была широко раскрыта. Почти невидимая от быстроты движения, из нее вылетела узкая коричневая стрела языка и обмоталась вокруг стройной, беспомощной фигурки девушки. Она взвизгнула в истерике, стараясь освободиться от липкой плоти. Но язык начал подтягивать ее к раскрытой пасти чудовища.

    Не размышляя, я соскочил со спины Нара и, ухватившись за некое подобие лианы, в один миг очутился на земле, выхватил меч и побежал к тарлариону. Очутившись между ним и девушкой, я отрубил мечом его отвратительный коричневый язык.

    Пораженное пресмыкающееся издало громкий вопль от боли, вскочило на задние лапы и закружилось на месте, причмокивая, втягивая и выбрасывая остатки коричневого языка. Затем оно опрокинулось на спину, быстро перевернулось на ноги и принялось осматриваться. Почти сразу оно заметило меня и его пасть, наполнившаяся бесцветной жидкостью, раскрылась, обнажая острые клыки.

    Оно рванулось вперед, разбрызгивая грязь. В одно мгновение животное оказалось рядом со мной, но я нанес удар мечом по его нижней челюсти. Оно щелкнуло пастью, но я, упав на колени, пропустил ее челюсти над собой и ловко вонзил меч ему в шею. Зверь попятился назад, сделав несколько шагов. Язык или, скорее, обрубок его, пару раз высунулся из пасти. Казалось, тарларион не понимал еще, что теперь он уже не может распоряжаться им.

    Он еще глубже погрузился в болото, полузакрыв глаза. Я знал, что битва кончилась. Все больше бесцветной жидкости сочилось из разрубленного горла. Около лап тарлариона закипела вода, и я понял, что маленькие водяные ящерицы принялись за свое черное дело. Я наклонился и вымыл лезвие своего меча в зеленой воде, но туника так промокла, что вытереть об нее меч я не мог. Тогда я пошел к дереву и, взобравшись на корень посуше, огляделся.

    Девушка исчезла. Это меня разозлило, хотя я был не прочь избавиться от нее. Чего еще я мог ждать? Что она станет благодарить меня за спасение жизни? Несомненно, она бросила меня на съедение тарлариону, надеясь, как истинная дочь убара, что ее враги истребят друг друга в схватке, пока она будет спасать свою жизнь. Я крикнул:

    – Нар! – зовя своего приятеля паука, но и он исчез. Я устало сел, прислонившись спиной к дереву, но не выпуская из рук меча.

    С отвращением я посмотрел на тело тарлариона. По мере работы водяных ящериц труп медленно погружался в воду, тая на глазах. Через несколько минут остался лишь начисто обглоданный скелет, в некоторых местах которого копошились маленькие ящерицы, выискивая малейшие кусочки плоти.

    Послышался какой-то звук. Я вскочил, держа наготове меч. Через болото своей прыгающей походкой приближался Нар, а в его челюстях болталась дочь Марленуса. Она била паука своими слабыми кулачками, отчаянно ругаясь, как и подобает, по-моему, истинной дочери убара. Нар вспрыгнул на корень и, посмотрев на меня своими светящимися глазами, положил девушку передо мной.

    – Это дочь убара Марленуса, – сказал он и иронически добавил, – она забыла поблагодарить тебя за спасение своей жизни, что довольно странно для разумного существа.