Вскоре часовые уже выкрикивали приветствия и вопросы членам возвращавшейся банды, в то время как ворота медленно отворялись. Свирепые всадники въехали в ограду с пленником, который вскоре стал центром внимания толпы мужчин, женщин и детей, любопытных, задававших вопросы — дикой толпы чернокожих.

Хотя ничего угрожающего для жизни не было в отношении дикарей к нему, он чувствовал определенное недружелюбие в их поведении, которое давало повод для мрачных предчувствий, а когда кавалькада вошла в центральную часть деревни, где находились хижины, у него снова блеснул луч надежды.

Она появилась в тот момент, когда он увидел невысокого бородатого белого человека, появившегося из одного убогого жилища. В тот же момент угнетенное состояние, в котором он находился, частично, по крайней мере, прошло.

Бандиты спешились, а его грубо стащили с лошади и толкнули в сторону белого человека, который стоял в дверном проеме, угрюмо изучая пленника и одновременно слушая доклад главаря возвратившейся банды.

На лице бородача не появилось и тени улыбки, когда он после доклада черного бандита обратился к Стабуху.

Русский понял, что язык, на котором говорил незнакомец, был итальянский, но он его не понимал и не мог говорить.

Он заговорил по-русски, но бородач пожал плечами и помотал головой. Тогда Стабух перешел на английский.

— Вот так-то лучше, — сказал бородач резко. — Я немного понимаю по-английски. Кто вы? На каком языке вы сначала говорили со мной? Из какой вы страны?

— Я ученый, — ответил Стабух, — и говорил с сами по-русски.

— Вы из России?

— Да.

Человек некоторое время пристально смотрел на него, как бы пытаясь прочесть его сокровенные мысли, потом заговорил снова.

Стабух отметил приземистое, мощное телосложение незнакомца, жестокие губы, только частью закрытые большой черной бородой, холодные и хитрые глаза и понял, что ему не будет лучше, чем в руках у чернокожих.

— Вы говорите, что вы русский, — сказал человек. — Вы красный или белый?

Стабух не знал, что ответить. Ему было известно, что красных русских любят не все, и что большую часть итальянцев учат ненавидеть их, но в личности незнакомца было что-то такое, что давало возможность предположить, что он относиться с большей благосклонностью к "красным", чем к "белым". К тому же, если допустить, что он более расположен к "красным", его можно быстрее убедить. По этим причинам Стабух решил сказать правду.

— Я — красный, — произнес он.

Бородач снова пристально посмотрел на него. Затем сделал жест, который мог бы сойти незамеченным любым, но не красным. Леон Стабух вздохнул с облегчением, но не подал виду, что понял этот знак, и не ответил на него в соответствии с ритуалом его организации, в то время как другой внимательно наблюдал за ним.

— Как тебя зовут? — спросил бородач изменившимся тоном.

— Леон Стабух, — ответил русский. — А как твое имя, товарищ?

— Доменик Капиетро. Пойдем поговорим в доме. У меня есть бутылка вина, выпьем и познакомимся поближе.

— Ну что ж, пошли, — сказал Стабух. — Я чувствую необходимость успокоить нервы. Эти несколько часов были для меня не слишком приятны.

— Я прошу извинить за те неудобства, которые мои люди причинили вам, сказал Капиетро, ведя его в дом. — Но все будет хорошо. Садитесь. Как видите, я живу очень просто, но какой трон императора можно сравнить с величием матери-земли?

— Да, вы правы, — согласился Стабух. Он заметил, что в доме совершенно отсутствуют стулья или хотя бы табуретки.

— Особенно, — добавил он, — если находишься в доме друга.