- Да, верно... Доставлен час назад, -  сообщает  после  короткой  паузы

дежурный.

   - Могу ли я его видеть?

   - В такой поздний час? Это исключено,  -  слышится  ответ,  которого  и

следовало ожидать.

   - Но вы хоть скажите, в каком он состоянии!

   - Минуточку...

   "Минуточка" длится так долго, что я уже начинаю сомневаться,  стоит  ли

держать трубку. Наконец слышится голос дежурного:

   - Можете не волноваться, его жизнь вне опасности.

   - А нельзя ли более конкретно...

   Однако  в  этот  момент  на  другом  конце  провода  трубка,  очевидно,

переходит  к  другому  человеку,  потому  что  меняется  тембр  голоса,  а

интонация слегка напоминает речь полицейского.

   - Кто у телефона?

   - Это его знакомый, мосье Робер. Скажите ему, что мосье  Робер  и  Дора

хотят его видеть. И кладу трубку.

   Часом позже я в Женеве. Останавливаюсь в отеле "Де ла  пе".  Под  окном

моего номера тянется ярко освещенная набережная с длинной  шеренгой  голых

деревьев: их так безбожно обкорнали,  что  теперь  они  больше  похожи  на

мертвые пни, не внушающие ни малейшей надежды на весеннее  пробуждение.  А

за деревьями - черные воды  озера.  Воды,  которые  не  видишь,  а  только

угадываешь,    ограждены    вдали    отражениями    электрических    огней

противоположного берега. Глядя на пустую полосу асфальта, по которой  лишь

изредка с легким шуршанием проносятся машины, я внезапно сознаю,  что  вся

эта картина мне  хорошо  знакома  и  даже  привычна.  И  только  теперь  я

вспоминаю, что всего несколько лет назад мне довелось жить  в  этом  самом

месте или совсем рядом - в  соседнем  отеле  "Регина".  И  видится  что-то

абсурдное в том, что я только сейчас  вспоминаю  подробности  той  истории

(свою первую встречу с Эдит в двух шагах отсюда,  как  мы  впервые  с  нею

обедали в ресторане "Регина"),  в  том,  что  прошлое  ожило  перед  моими

глазами лишь сейчас, после того  как  я  побывал  внизу,  в  регистратуре,

поселился в этом номере, надел пижаму,  после  того  как  столько  времени

глазел в окно. Забыть незабываемое! Разве это не абсурд? Абсурд,  конечно,

но, быть может, это на пользу здоровью, потому что, если бы  пережитое  не

сглаживалось в памяти, не исчезало хотя  бы  на  время,  голова  наверняка

давно бы уже треснула от избытка мыслей.

   Эдит. И скверная погода. Эдит, ее давно уже нет, зато ненастье все  еще

налицо, что верно, то верно, и никаких  признаков  потепления.  Сейчас  не

Эдит должна меня занимать, а Дора. Только Дора на  нашем  условном  языке,

моем и Белева, не Дора, а Центр. И мое послание, переданное  по  телефону,

означает: "Смывайся при первой возможности - и домой".

   - Ну так как же, по-вашему,  могли  бы  мы  распутать  эту  историю?  -

спрашивает  генерал  после  того,  как  мы  с  Бориславом  устраиваемся  в

темно-зеленых креслах под темно-зеленым фикусом.