- Стоит ли о таких пустяках говорить? - бросаю я.
- Не стоит, конечно. Вы же знаете, я не настолько впечатлительна, как
эта драная кошка, ваша Розмари, но факт остается фактом: мы, бедные
невольницы, обречены на полное бездействие, а тем временем вы там, в
Лозанне...
- Мы там, в Лозанне, оказались более несчастными невольниками, чем вы.
До того несчастными, что уже были готовы проститься с белым светом.
- Верно. И кто вас спас? Я. Только не слышала, чтобы кто-нибудь сказал
мне спасибо за это...
- Если я этого не сказал, то только потому, что слова не способны
выразить мои чувства, дорогая...
- Да-да, я знаю, ты щедр на пустые слова... Но вернемся к существу
вопроса. В тот самый момент, когда мы были в полном отчаянии, в холл через
террасу внезапно вламывается мой Макс. У меня не было сомнения, что Макс,
которого мы так бессовестно бросили в Женеве, рано или поздно наведается
ко мне, и я оставила у себя в квартире записочку, что нахожусь у Бэнтона.
Не знаю, стоит ли описывать само сражение, тем более что я, будучи
привязанной к креслу, могла наблюдать его лишь частично, зато я имела
счастье видеть самый конец, когда эти лилипуты с их японской хваткой были
загнаны в угол и у Бруннера в руках превратились в мокрые тряпки, а в
довершение он прикрутил обоих к креслам, в которых мы томились, чтобы у
них было время получше переварить все случившееся. А после этого Бруннер
занялся вашей Розмари, стал вышибать из нее сведения насчет виллы в
Лозанне, и, не вмешайся я - зачем, говорю, ты так круто, Макс, она,
как-никак женщина, к тому же неглупая, сама все скажет, - он бы ее всю
изувечил. В конце концов Розмари раскололась-таки, выдала адрес, но
взялась настаивать, чтобы мы ехали все вместе, и тут уж я не выдержала -
хотя, как вам хорошо известно, мой мальчик, я не из говорливых - и давай
втолковывать вашей приятельнице, что жизнь, выпавшая на нашу долю, - это
не что иное, как бег наперегонки, каждый бежит сам по себе, на свой страх
и риск, собственными ножками, и, если тебе так хочется присутствовать на
этом празднике, садись в свою красненькую скорлупку и с богом. Ведь это же
поистине благородный жест с моей стороны, за который до сих пор мне и
спасибо никто не сказал, хотя мне он обошелся не так дешево - девять
колоссальных брильянтов, - но, раз тебе суждено совершить глупость, за
нее, само собою, приходится платить. Но в тот момент мне думалось, что я
ничем не рискую, рядом со мной мой Макс, и я была уверена, что он не даст
меня в обиду, мне и в голову не могло прийти, что через несколько часов
какой-то жалкий пигмей по имени Тим или Том разрядит в грудь Макса свой
пистолет, а ведь именно так и случилось, и мне пришлось кончать со всем
вот этими руками...
- Но не голыми руками, был и пистолет?
Она смотрит на меня пронзительным взглядом, и ее роскошные голубые
глаза вдруг становятся серыми. |