- И у нее так и не появилось соблазна разрядить в вас пистолет?

   - А зачем ей рисковать? Я ведь тоже могла это  сделать.  И  потом,  мне

кажется,  что  она  уже  примирилась.  Ее  потрясла  смерть  Бруннера.  Мы

как-никак женщины, Пьер! Мы не такое зверье, как мужчины.

   - Знаю, знаю, -  киваю  я.  -  Вы  так  чувствительны,  в  вас  столько

нежности. Тайфуны с ласковыми именами.

   В сущности, в этой истории все они, и женщины и мужчины,  оказались  во

власти одного и того же тайфуна -  тайфуна  алчности,  он  оторвал  их  от

твердой почвы, заставил забыть обо всем остальном. Необузданная страсть  к

созвездию брильянтов первой величины ослепила их настолько,  что  для  них

больше не существовало ни былых связей, ни  привязанностей.  Что  касается

женщин, этих тайфунов с ласковыми именами, то, я не  отрицаю,  их  шальные

порывы в какой-то мере были мне на пользу. Может быть, благодаря тому, что

я не женоненавистник.

   При этих мыслях я перевожу взгляд на Розмари и спрашиваю:

   - А как ваш Грабер? Вы навестили его в больнице?

   - Почему в больнице?

   - А где же еще? На кладбище ему пока рано. И чтобы дать ей понять,  что

к чему, предлагаю ей газету.

   - Ах, этот негодяй! - возмущается она, не дочитав до конца.

   - Кого из двух вы имеете в виду?

   - Бэнтона, конечно. Грабер, может быть, тоже не ангел, но никогда бы не

выстрелил в живого человека.

   - А кто стреляет в мертвецов? В сущности, вы должны  быть  довольны.  И

благодарить Бэнтона.

   - Вы циник, Пьер. - Это я уже слышал от вас.

   - Довольна или недовольна, но, должна признаться, я  испытываю  чувство

облегчения. Грабер никогда бы не простил мне...

   - А теперь куда? - спрашиваю.

   - Если вы хотите знать куда, поедемте  со  мной.  Конечно,  вы  человек

довольно скучный... Но где их взять, интересных? Хотя, я знаю, со мной  вы

не поедете. Так что незачем говорить вам "куда". Да и не все ли вам равно?

   - Все равно, - признаю. -  Просто  мне  хотелось  знать,  как  начнется

наконец триумфальное восхождение к вершине счастья.

   - Счастья? Вы знаете, что я человек не претенциозный. Но  и  дожидаться

старости в заботах о закладных на том чердаке у  меня  тоже  нет  никакого

желания.

   Она и в самом деле  мало  похожа  на  человека,  сияющего  от  счастья.

Обычное дело: достигнутая мечта неожиданно  утрачивает  свой  блеск,  даже

такая, брильянтовая. Наступают будни. И с течением времени становится  все

более реальным риск, что какой-нибудь мошенник не сегодня-завтра освободит

тебя от бремени легко нажитого богатства.

   Взглянув на часы, Розмари объявляет, что  ей  пора.  Мы  встаем,  чтобы

проститься, и, подавая мне руку, моя бывшая квартирантка говорит:

   - Ну, Пьер... Мы, наверно, больше не увидимся...

   - Наверно... - машинально повторяю я за ней.

   - Поцелуйте же меня!

   Мне неудобно перед Бориславом и еще более неудобно стоять как  истукан,

после того как мы столько времени провели вместе в том зеленом  холле,  на

той глухой вилле, в том бесславном квартале.