Но если я сумею раздобыть информацию, какая вам нужна – все равно я вам ее сообщу, чтобы искупить то, что испортил вам всю музыку.
– Гах! – сказал Гун, горделиво напыжившись. – Ты думаешь, я стану выслушивать какую-либо информацию от тебя? Дудки, мастер Фредерик Троттевилл. И не влезайте в это дело. Оно поручено мне, и я раскрою эту тайну, не будь я Теофилус Гун!
НЕМНОГО «СТИШАТ»
Мистер Гун пошел звонить старшему инспектору. Настроение у него было мрачное, хуже некуда. Почему он слепо верит всему, что Фатти говорит и делает? Почему не заметил, что Государственный зонт – это всего лишь обычный зонт от солнца для зрителей игры в гольф? Что за чертовщина есть в этом мальчишке, который всегда приносит ему неприятности?
«Теперь я уж никогда не поверю ни единому его слову, – подумал Гун, поднимая телефонную трубку. – Ни за что на свете! Истинно змея подколодная! Гаденыш из гаденышей! Нет, нет и нет! Он еще говорит мне о том, чтобы работать вместе! Какой нахал! Какой…»
– Номер, пожалуйста, – в третий раз произнес голос со станции, и мистер Гун, спохватившись, назвал номер старшего инспектора.
«Расслабьте также язык, – продолжал он думать. – Как это понимать? А ну, попробуем – эбблди, эбблди, эбблди…»
– Что вы сказали? – раздался на другом конце провода удивленный голос, и мистер Гун чуть не подпрыгнул.
– Э-э-э, могу я поговорить с инспектором Дженксом? – спросил он.
Беседа инспектора с мистером Гуном была недолгой и гораздо более приятной для Гуна, чем он смел надеяться. По-видимому, инспектор Дженкс был сердит на Фатти, и, хотя он саркастически отозвался о тех, кто верит в мнимых принцесс и особенно в Государственные зонты, он сказал намного меньше того, чего опасался Гун.
– Ну ладно, Гун, – заключил инспектор. – Теперь, умоляю вас, приложите все силы и постарайтесь узнать что-либо существенное. Ведь это произошло на вашем участке. Идите допросите мальчишек в лагере, пошевелите мозгами и ДОБУДЬТЕ РЕЗУЛЬТАТЫ!
– Слушаюсь, сэр, – сказал Гун. – А что до этого юного Фредерика Троттевилла, сэр, так он не…
Но старший инспектор прервал разговор, и Гун с досадой уставился на телефонную трубку. Он-то намеревался в нескольких заранее приготовленных фразах изложить свое крайнее разочарование в Фатти, но, увы, не успел.
Фатти рассказал друзьям о своем разговоре по телефону со старшим инспектором и о встрече с Гуном. Бетси стало жалко Гуна. Ей он не нравился, быть может, еще сильнее, чем остальным, но все равно она подумала, что с ним на этот раз обошлись нечестно, – и тут она действительно была виновата, потому что, развеселясь, выдала себя за принцессу Бонгави!
– В этот раз мы должны ему помочь, – сказала она. – Будем ему сообщать все, что узнаем.
– Скорее всего, он не поверит ни одному нашему слову, – сказал Фатти. – Хотя, хотя мы можем кое-что передавать через Эрна. Эрну он, возможно, поверит.
Эрн был еще здесь. Он с тревогой посмотрел на Фатти.
– Нет, нет – не говорите мне ничего такого, чтобы я передавал дяде, – запротестовал он. – Не хочу иметь с ним никаких дел. Он меня не любит, и я его не люблю.
– Послушай, Эрн, это ведь будет только ему в помощь, – серьезно сказала Бетси. – Я себя чувствую ужасно виноватой – особенно в том, что на ломаном английском сказала, будто у него «лицо жабы»!
– Ох ты! – рассмеялся Фатти. – Я об этом позабыл. Подумать только, что ты, малышка Бетси, сказала такое! Раз ты обозвала его жабой, он теперь назовет тебя гаденышем!
– Это было ужасно грубо с моей стороны, – сказала Бетси. |