На носу выборы, и нераскрытое убийство некоторые могут представить как…
— Можно на это и так посмотреть, — заметил Квин. — Но я-то особенно о голосах не задумывался, Генри. Убили человека, а я, признаюсь честно, понятия не имею, кто это сделал и как.
— Ты прав, инспектор, укоряя меня в излишнем практицизме, — усмехнулся Сэмпсон, — но если бы ты слышал, что мне только что говорили по телефону…
— Минуточку, дорогой Ватсон, как сказал бы Эллери, — шутливо сказал инспектор, у которого вдруг произошел свойственный ему удивительный перепад настроения. — Я очень хорошо себе представляю, что произошло. Ты, наверно, лежал в постели, и тут позвонил телефон. На другом конце провода раздался возбужденный голос, который, захлебываясь от негодования, кричал, что не позволит полиции обращаться с собой как с уголовником и требует, чтобы на Квина наложили взыскание. Этот человек ни в грош не ставит свободу личности. И так далее в том же духе.
— Ну, Квин…
— Владелец этого возбужденного голоса — толстенький человек, носит очки в золоченой оправе, говорит противным тенорком и без конца поминает «своего доброго друга окружного прокурора Сэмпсона». Разве не так?
Сэмпсон вытаращил на него глаза, потом улыбнулся.
— Истинно так, уважаемый Холмс, — проговорил он. — Раз уж ты так много знаешь об этом моем друге, может быть, назовешь его имя?
— Но ты не отрицаешь, что это он звонил, — уклонился от ответа инспектор. — А, Эллери, наконец-то! Очень рад тебя видеть, сынок!
Эллери пожал руку Сэмпсону, который приветствовал его, как доброго знакомого, пошутил насчет тяжелой участи окружного прокурора, поставил на стол огромный термос с кофе и положил рядом бумажный пакет, от которого исходил аромат французских пирожных.
— Что ж, джентльмены, все обысканы и все обыскано. Утомленным детективам пришло время подкрепиться, — сказал Эллери, добродушно хлопнув отца по плечу.
— Как это мило с твоей стороны, Эллери! — воскликнул его отец. — Ну что ж, отпразднуем. Присоединишься к нам, Генри?
— Не знаю, что вы собираетесь праздновать, — отозвался прокурор, — но от кофе не откажусь.
И все трое потянулись за пирожными.
— Ну, что там происходит, Эллери? — спросил Квин, с удовольствием прихлебывая кофе.
— Боги не едят и не пьют, — с полным ртом проговорил Эллери. — Я не всемогущ. Может быть, ты мне расскажешь, что произошло в этой твоей пыточной камере? Я же могу сообщить тебе лишь одну новость: мистер Либби, хозяин кафе-мороженого, где я приобрел эти превосходные пирожные, подтвердил рассказ Джесса Линча относительно имбирного эля. А мисс Элинор Либби слово в слово повторила рассказ Джесса о том, что произошло на площадке возле театра.
Квин вытер губы огромным носовым платком.
— Подождем результатов анализа этого эля, тогда и посмотрим. Что касается меня, я допросил несколько человек, и теперь мне нечего делать.
— Благодарю за подробное сообщение, — сухо сказал Эллери. — А окружному прокурору ты рассказал о бурных событиях, происшедших здесь этим вечером?
— Джентльмены, — сказал Сэмпсон, ставя чашку на стол, — вот что я о них знаю. Полчаса тому назад мне позвонил один из «моих добрых друзей», который пользуется некоторым влиянием среди властей предержащих, и сообщил, что в этом театре во время спектакля убили человека. Он сказал, что инспектор Ричард Квин со своими подручными обрушился на зрителей как смерч и заставил их оставаться на местах целый час, чего он не имел никакого права делать. |