Более того, инспектор обвинил в преступлении его самого и отпустил его с женой и дочерью домой только после унизительного обыска. По сути дела, это все, что я знаю, поскольку в остальном сообщение моего «доброго друга» состояло из не имеющих отношения к делу жалоб и проклятий. Кроме того, я знаю личность убитого. Это мне сообщил Вели, когда я встретил его у входа. И это, пожалуй, самое интересное во всей истории.
— Я гляжу, ты знаешь о происшествии немногим меньше меня, — буркнул Квин. — Может быть, даже больше, поскольку ты, видимо, хорошо осведомлен о деяниях покойного Филда… А во время обыска зрителей что-нибудь интересное произошло, Эллери?
Эллери закинул ногу на ногу.
— Как ты мог бы предположить, обыск ничего не дал. Ничего интересного не нашли, ни у кого не было виноватого вида, и никто не признался в совершении убийства. Короче говоря, обыск оказался полнейшим фиаско.
— Естественно, — сказал Квин. — Наш убийца — парень с мозгами. И никакого намека на лишнюю шляпу?
— На этот предмет я и украшал собой все это время вестибюль, отец, — ответил Эллери. — Нет, шляпы не обнаружилось.
— Обыск закончен?
— Да. Тут-то я и пошел в кафе-мороженое за пирожными, — сказал Эллери. — Там нечего было больше делать, кроме как наблюдать за разозленной толпой, которая спустилась с балкона и вывалила на улицу. Сейчас в театре не осталось никого: ушли и зрители с галерки, и обслуга, и актеры… Странная это публика — актеры. Весь вечер они возносятся над простыми смертными, потом переодеваются в обычную одежду, и вдруг обнаруживается, что они подвержены обычным человеческим слабостям. Между прочим, Вели обыскал и тех пятерых, что вышли из этого кабинета. Я уж подумал, не забыл ли ты об этой компании.
— Значит, сидим в калоше? — пробурчал Квин. — Ну, так слушай, Генри.
И он вкратце, но четко изложил прокурору содержание событий, произошедших в театре. Тот выслушал его, молча хмурясь.
— Вот и все, — заключил Квин, описав сцену в кабинете. — Ну а теперь, Генри, расскажи нам о Монте Филде. Мы знаем, что он был пройдоха, но этим наши знания и ограничиваются.
— «Пройдоха» — это слишком мягко сказано, — прорычал Сэмпсон. — Могу вам рассказать историю его жизни. Сдается мне, что это расследование будет не из легких и что какой-нибудь инцидент из его прошлого может подсказать вам решение. Филд впервые оказался в поле зрения прокуратуры при моем предшественнике. Его подозревали в участии в мошеннических биржевых спекуляциях. Но Кронин, который тогда был помощником прокурора, ни в чем не смог его уличить. Филд умело спрятал концы. У нас была только история, рассказанная осведомителем, который имел связи с мафией. Да еще неизвестно, соответствовала ли эта история истине. Разумеется, Кронин ни словом не обмолвился Филду о наших подозрениях. Дело постепенно затихло, и, хотя Кронин был упорен, как бульдог, каждый раз, когда ему казалось, что он нашел улики против Филда, оказывалось, что никаких улик нет. Да уж, ловкач Филд был первостатейный.
Когда пост прокурора занял я, мы, по настоянию Кронина, предприняли обстоятельное расследование деятельности Филда. Он об этом, конечно, ничего не знал… Вот что мы обнаружили: Монте Филд родился в Новой Англии, в семье настолько уверенных в себе аристократов, что им нет нужды хвастаться предками, прибывшими в Америку на «Мейфлауэр». Ему приглашали учителей на дом, потом его отдали в привилегированную школу, которую он сумел закончить с большим трудом. Отчаявшийся отец под конец отправил его в Гарвардский университет. Похоже, он и в юности был порядочным шельмой. То есть до преступлений дело не доходило, но темные делишки за ним водились. |