Изменить размер шрифта - +

В каюту приходят конструктор-корпусник ЦКБ «Рубин» Владимир Колосков (он постоянно находится на «Регалии» как консультант) и командир отряда водолазов капитан 1-го ранга Василий Величко. Пгавно-командующий достает из папки видеокассету, вставляет в магнитофон. На кассете лежащий на дне «Курск». Эти кадры сняты «Мирами». Цвет то пропадает, то вновь появляется. На экране колышутся взвеси придонного планктона. Вот зияющие дыры разорванного корпуса, сорванные крышки ракетных шахт, всюду следы огромных разрушений, вся лодка в щелях и свищах. Отчетливо видно, что края пробоин «Курска» загнуты вовнутрь, а это явный признак результатов внешнего воздействия. На резине видны какие-то непонятные царапины, глубокие продольные белесые полосы. Словно нечто гигантское терлось боком о борт нашего крейсера. Главнокомандующий сам комментирует увиденное, тут же дает начальнику УПАСР указания по обследованию участков корпуса, вызывающих у него определенные подозрения.

— Вот видите эти черные дыры? — показывает он рукой на рваные раны в борту мертвого атомохода и чуть погодя со вздохом добавляет: — После этого нашим парням уже ничего не оставалось…

Пока адмиралы совещаются, мы отходим в сторону с Василием Величко. После нескольких минут разговора выясняем, что мы оба севастопольцы и у нас много общих знакомых. На самом деле здорово посреди Баренцева моря встретить друга своих друзей. Василий дарит мне фотографию. На ней наши водолазы рядом с АПРК «Орел» во время предварительных тренировок. Обмениваемся адресами и телефонами. Капитан 1-го ранга Величко, водолаз с многолетним стажем, видывал всякое. Еще капитан-лейтенантом участвовал в спасательных работах на печально известном «Адмирале Нахимове». Спрашиваю, как он оценивает по сложности нынешнюю операцию.

Василий качает головой:

— Таких сложных работ у меня еще никогда не было. Да и у ребят тоже.

Главнокомандующий ВМФ и командующий Северным флотом в сопровождении начальника УПАСР идут здороваться с водолазами. В специальном отсеке сразу несколько оранжевых барокамер. В окошки иллюминаторов видно: ребята, коротая время между спусками, смотрят телевизор, читают журналы. Рядом с барокамерами пульт управления, здесь же ровными рядами аккуратно сложены водолазные костюмы и снаряжение. Машем рукой через иллюминатор. Нам машут в ответ. Главнокомандующий разговаривает с водолазами через переговорное устройство. В ответ слышится что-то нечленораздельно-писклявое. Под большим давлением человеческий голос сильно изменяется.

Переходим на пост управления подводными работами. Огромный пульт. Над ним двенадцать мониторов. В них видно все: внутренний вид барокамер и опускаемый колокол, работающие в лодке водолазы и подготавливаемая к спуску аппаратура.

Норвежцы приглашают на ужин. У них по субботам «большой стол», а сегодня тем более — на платформе день русской кухни. Главнокомандующий благодарит за гостеприимство и вежливо отказывается. Нам пора обратно. Ветер усиливается. Попутно забираем с собой оператора ОРТ. Его закинули на «Регалию» вчера попутным вертолетом. Но норвежцы стали коситься на человека с камерой. Дело в том, что в подписанном на работы договоре было специально оговорено, чтобы на борту платформы не было представителей СМИ. Оператор покидает платформу с видимым сожалением.

— Много еще не успел снять! — сетует он, втискиваясь в узкий лаз корабельного вертолета. — Да к тому же здесь на «шведском столе» моя любимая клубника со взбитыми сливками!

— Ничего, — кричу я ему под грохот вертолетных винтов. — Зато у нас на «Чабаненко» соленые огурцы и селедка — не хуже!

Вертолет словно прилипает к посадочному кругу качающегося ВПК. Первым спрыгивает на палубу командующий Северным флотом, затем я и оператор.

Быстрый переход