Письмо было составлено д'Альбараном; он сам и доставил его своей госпоже. В нем говорилось:

«Некий человек постучал в дверь с черного хода и назвал имя Ла Горель. Это не был Ландри Кокнар, то есть единственный посетитель, имеющий право пользоваться данным паролем, поэтому караульные отвели его в известную Вам приемную и отправились предупредить меня. Когда я пришел, незнакомец уже исчез. Так как он не мог выйти из дворца, я отправился на его поиски и в конце концов обнаружил его сейчас: он находится в чулане без окон и подслушивает Ваш разговор. Я приказал запереть его там и принять прочие меры предосторожности. Несмотря на то, что незнакомец старательно кутался в плащ, один из караульных утверждает, что узнал в нем шевалье де Пардальяна».

Надо было обладать удивительной выдержкой Фаусты, дабы, узнав столь неожиданную и столь неприятную новость, сохранить полнейшую невозмутимость. И тем не менее руки выдали волнение: ее тонкие пальцы судорожно скомкали роковую записку. Но это было единственным проявлением чувств, которое она себе позволила. А так как лицо ее было по-прежнему спокойным, то герцог Ангулемский, не подозревая о надвигающейся страшной грозе, с улыбкой поинтересовался:

— Плохие новости, принцесса?

Улыбнувшись в ответ, Фауста задумчиво произнесла:

— Пока не знаю.

Однако она уже приняла решение и была готова действовать.

— Все просто замечательно, — сказала она д'Альбарану, — я сейчас иду.

Одновременно взор ее повелел испанцу быть готовым ко всему.

XXVII

ПАРДАЛЬЯН И ФАУСТА

Она встала и величественной походкой медленно направилась к двери, за которой прятался Пардальян.

— О, черт! — выругался шевалье. — Она идет сюда! Неужели дыхание выдало меня?

Фауста и д'Альбаран так хороша сыграли свои роли, что Пардальян не заметил, что его убежище раскрыто. Он был уверен, что лишь нелепая случайность направила Фаусту в его сторону. Не желая, чтобы его наблюдательный пост был обнаружен, и понимая, что разговор Фаусты и герцога еще не окончен, шевалье тихо отступил и толкнул дверь.

«Ого! Меня заперли снаружи! — удивленно подумал он. — А я ничего не слышал!..»

Однако Пардальян был совершенно спокоен. Насмешливо улыбнувшись, он прошептал:

— Я все понял: это ловушка… Держу пари, что в записке, доставленной этим верзилой, говорилось обо мне и о моем убежище. Что ж, попробуем выкрутиться… и по возможности остаться в живых».

Он повернулся и стал лицом к той двери, возле которой располагался его наблюдательный пост. Одновременно он распахнул назад плащ, чтобы тот не стеснял движений, и удостоверился, что шпага легко вынимается из ножен.

— Надо быть готовым ко всему, — проворчал себе под нос Пардальян.

Фауста подошла к двери и резким движением широко раскрыла ее. В темный чулан хлынул свет. Стоя у порога, Фауста произнесла:

— Выходите же, Пардальян. Такому человеку, как вы, не пристало прятаться по углам.

И улыбаясь пленительнейшей улыбкой, она плавно повела рукой, приглашая Пардальяна выйти.

Пардальян шагнул вперед, церемонно поклонился и вежливо сказал:

— Тысячу благодарностей, принцесса.

Оказавшись в комнате, он осмотрелся и саркастически хмыкнул:

— Признаться, я и впрямь чувствовал себя очень неуютно. Но что поделаешь, принцесса: у меня не было возможности подобающим образом попросить вас оказать мне честь и принять в вашу славную компанию.

— Но почему же? — медоточивым голосом спросила Фауста.