— Они хотят принести нас в жертву! — выкрикнул он в полном ужасе.

Вокруг них сидело человек сорок. Стоя внутри кольца, братья шепотом подбадривали друг друга и Чета.

— Вы видите, — задыхаясь, прошептал Чет. — Они идут за нами! Сейчас они бросят нас в огонь!

Индейцы, однако, прошли мимо, направляясь за новой порцией дров, которые они положили в огонь. Дым уходил через отверстие в крыше, но не весь. Постепенно он начал наполнять комнату. Ребята закашлялись.

— Может, это и есть часть того проклятия, о котором нас предупреждал Вилли Уортман! — простонал Чет. — Живыми отсюда нас не выпустят!

Фрэнк, стараясь не пасть духом, сказал, что, возможно, индейцы случайно подслушали их разговор о сокровищах. Если это так и если он сумеет убедить их, что никто не посягает на их богатство, то, может быть, ребят отпустят на свободу. Но у него не было возможности выяснить это, потому что Джо воскликнул:

— Чет прав! Смотри, что происходит!

Сидевшие в кругу мужчины неожиданно затянули какой-то монотонный напев на одной низкой, тягучей ноте. Проходила минута за минутой, они пели все так же заунывно. Затем в круг вошли два барабанщика, и пение продолжилось под аккомпанемент барабанной дроби.

— Хоть бы кто-нибудь произнес слово! — не выдержал Джо.

Бой барабанов понемногу становился громче. Руки сидевших в кругу ритмично поднимались и опускались. Пение шло по нарастающей, становясь пронзительнее, пока не заглушило все голоса. Ребята перестали слышать друг друга. Музыка стала странной, дикой, воинственной. Постепенно весь круг людей ожил, один за другим индейцы скользящим движением поднимались на ноги и начинали притоптывать, поднимая с земляного пола клубы пыли, рассеивающиеся в сизом дыму.

Потом в дверях возникли четверо раскрашенных танцоров с перьями в волосах. Под боевую дробь барабанов, потрясая длинными пиками, полуобнаженные индейцы скользнули в круг исступленно притоптывающих людей. Когда, кружась, танцоры пронеслись мимо пленников, те увидели молочно-белую и алую раскраску их лиц и жутковатые синие полосы на потных плечах.

— Кай-ии тамука! Кай-ии тамука! — оглушающе выли люди в круге в такт убыстряющемуся танцу. Потом танцоры скользнули вправо, а круг задвигался по часовой стрелке, продолжая притоптывать. От пыли и дыма ребята почти ослепли. Барабанщики с неистовством забили в барабаны, словно тщась содрать с них кожу. Пение превратилось в стоны и крики.

И вдруг, как будто по невидимому сигналу, все безумие неожиданно прекратилось. Исполнители застыли на местах. Ни один мускул не дрогнул на их лицах. Потом медленно, глухо забил один барабан— там… там… там…

Индейцы выровняли круг и в молчании опустились на грязный пол. Через мгновение круг сомкнулся вокруг ребят и затухающего огня.

Тогда поднялся самый старый человек и подошел к умирающему огню. Вытянув руки ладонями вверх, он простоял несколько мгновений, не произнося ни звука. Потом под невнятное бормотание нескольких пожилых индейцев он вытащил из чехла длинную трость и погрузил ее несколько раз в золу, а затем осторожными движениями стал сгребать пепел в конусообразную горку, точно такую, как те, что ребята видели раньше!

Бормотание стихло. Круг сузился еще чуть-чуть. Вожак во второй раз простер руки, и бормотание началось снова, теперь уже громче, чем прежде. Старик сгреб тростью немного теплой золы в деревянный сосуд.

— Кай-ии! Кай-ии! — Распев набирал силу, вожак повернулся лицом к ребятам. Выпрямившись, с сосудом в руках, он шагнул к ним. Внутренне трепеща от ужаса, пленники изо всех сил старались выглядеть спокойными.

Повторяя распев, старый индеец осыпал горячим пеплом лоб всех троих. Они вздрогнули от жара, опалившего кожу, но не издали ни звука.