— Но ведь сады Эдема — это миф, — раздался голос у нее за спиной. Облокотившись на ограду, рядом с Клариссой стоял Вязель.

Она обернулась, ахнула. Они долго смотрели друг на друга. Потом она произнесла:

— Я так и знала, что за всем этим стоишь ты!

Он печально улыбнулся:

— Кларисса, ты изменилась.

— А ты нет. — Она покачала головой. — Всё еще считаешь себя бессмертным.

Вязель грустно усмехнулся.

— Не вини Роберта, — сказал он. — Для него на карту поставлено очень многое, такое, о чем ты даже не подозреваешь. И раз уж зашел разговор о знании — да, за него приходится платить. Оно уже стоило нам Эдема, а тебе будет стоить этого кромлеха. Но это не то знание, о котором говоришь ты, не голый перечень фактов и дат. Те люди, столь презираемые тобой, тоже стремятся к знанию, но к другому — к тому, какое исходит из сердца. Ты это помнишь. Оно говорит с нами языком мифов, легенд и снов. Именно оно делает нас людьми.

Она фыркнула:

— Если кромлех не увезти, он тут сгниет. Это факт.

— Значит, пусть гниет. — Вязель оглянулся — через ворота перелезали несколько человек в деловых костюмах. — Смерть — это часть жизни. Никто и ничто не может ее избежать.

— Даже ты?

Он печально кивнул:

— Даже я. Ты мечтаешь сохранить кромлех только из страха. Из боязни его потерять. Увидеть, как из месяца в месяц дожди и ветра пригибают его к земле. Как его подтачивают жуки и лишайники. Но извлеки его из земли — и что ты получишь? Груду деревяшек в витрине музея. Сохранять жизнь любой ценой — это противоречит природе.

— Жизнь! — ухмыльнулась она. — Ты говоришь, как будто этот кромлех живой.

— А он и есть живой. Просто спит.

Они долго буравили друг друга взглядами. Потом она тихо произнесла:

— Ты изменился, Вязель. У тебя нездоровый вид.

Он рассмеялся, сцепил руки так, что стали видны три глубоких ожога.

— Богиня, я умираю, — коротко произнес он.

Среди столбов кромлеха метнулось что-то темное.

Роберт обернулся, ахнул.

Змея. Длинная, зеленая. Она, текуче извиваясь, выползла из-за деревянных столбов и направилась прямо к раскрытой калитке в железном заборе. В воздухе трепетал ее раздвоенный язык. Роберт проговорил:

— Она из…

— Да. — Вязель оглянулся. — Не выпускай ее на поле. — И тихо, сдерживая волнение, велел: — Закрой калитку.

Роберт послушался. В толпе почитателей Котла послышался крик, но Роберт помахал им; увидев, что Вязель никуда не делся, люди опять улеглись на землю, открыли новые банки с пивом.

Змея повернула и поползла вдоль забора, изнутри. Холодная чешуя с еле слышным шелестом терлась о металл. Она двигалась с ошеломляющей стремительностью; Кларисса отскочила, а у Роберта по спине заструился пот.

Змея огибала кромлех.

До чего же она была длинная, до чего же толстая!

Змея взяла в зубы кончик своего хвоста и замерла, разглядывая людей полуприкрытым глазом.

Кларисса сглотнула. Кажется, она лишилась дара речи, однако Вязель прошептал:

— В Эдеме тоже была змея…

— Она не настоящая.