Уже первые выходы на сцену наполнили душу Варвары Крушинниковой гордостью и чувством самоуважения, потому что зрители устраивали ей овации. Крики «браво» ласкали слух, цветы, которыми ее забрасывали, волновали сердце. И Варя понимала, что нашла для себя то единственное, что делало ее безумно счастливой. Ей не хватало только возможности с кем-то разделить свое счастье.
Хотя сначала обретенное одиночество даже окрыляло ее. Всю свою жизнь Варя полностью находилась в чьей-то власти, кому-то принадлежала: хозяевам, родителям, мужу… Теперь она сама распоряжалась своей судьбой и ликовала от мысли, что никто не вправе диктовать ей чужую волю. Антрепренеры считали Варвару Крушинникову капризной и своевольной, она могла внезапно отказаться от выступления только потому, что ей не хотелось в этот вечер выходить из дому. Голос ее неизменно собирал полные залы, но работать с ней отваживались немногие.
Правда, через довольно короткий промежуток времени Варя пришла к тому, что не стоит так портить жизнь ни в чем не повинным людям, и стала более покладистой. А недобрые мысли ее все чаще обращались к Елене Павловне Петровской. После смерти супруга графиня являлась единственной на свете, кому молодая певица всей душой желала всяческих бед. Варя пыталась замаливать этот грех в церкви, исповедовалась батюшке, но наступившее просветление бывало только временным. Вскоре ее душу опять охватывала черная ненависть: «Она лишила меня любви! Она обращалась со мной, как с грязной собачонкой».
Но тут Варя неожиданно вспомнила, как скрупулезно графиня заботилась о ее здоровье, когда она ждала ребенка. И это снова показалось ей странным, как и тогда, ведь во всем остальном Елена Павловна не проявляла к ней добрых чувств.
— А не было ли у нее своей корысти? — вслух раздумывала Варя, прохаживаясь по своему московскому дому, оставленному ей покойным супругом. — Только в чем же она могла быть? Ребенок мой родился мертвым, несмотря на все ее старания…
И ее вдруг пронзило: «А мертвым ли он родился?!» Его тельца Варя так и не увидела. Когда бедняжка очнулась от родовой горячки, ей сказали, что ребенка уже похоронили, и даже показали могилку, на которой она плакала часами, пока оставалась в Родниках. Недолго это продолжалось: через пару дней, когда доктор посчитал, что роженица достаточно окрепла, управляющий имением отослал ее назад в Дубровку. Елена же Павловна уехала еще до того, как Варя пришла в себя. К чему такая спешка? И когда у Петровских появился ребенок?
Обуреваемая страстями и догадками, Варя металась по комнатам в поисках решения. В конце концов она пришла к мысли, что необходимо разыскать того земского врача, что принимал у нее роды. Конечно, много лет прошло. Но вдруг какие-то подробности сохранились в его памяти?
И Варя пустилась на розыски доктора. Отыскать его не составило особого труда, но вот делиться с ней какими-либо воспоминаниями старый пьянчужка отказывался до тех пор, пока Варвара Васильевна не достала кошелек.
Не сводя с него жадного взгляда, доктор пробормотал:
— Долги, знаете ли. Детишек кормить надо. Докторское жалованье, сами знаете какое…
«То же самое он говорил, и когда графиня Петровская подкупала его». Варя уже почти не сомневалась в этом, и через пару минут врач все подтвердил. Да, ребенок в самом деле родился живым и здоровым. Кажется, мальчик. Графиня тут же забрала его, а доктору велела объявить матери, что младенец родился мертвым. Даже подобие могилки уже соорудили…
— Как же вы… — начала Варя и тотчас оборвала себя.
В чем упрекать спившегося старика? Ей и самой слишком часто приходилось делать вещи, которые были ей глубоко противны. Обстоятельства вынуждают… И Варвара Васильевна заставила себя щедро вознаградить человека, участвовавшего в заговоре против нее. |