С той же внезапностью, с какой буря разразилась, раскаты грома стихли, молния исчезла, оставив позади себя тьму. Ничего не видя в темноте, птицы прекратили свою безумную суетню, но их испуганные голоса продолжали оглашать окрестности. Они взывали о помощи – то есть делали то, что я не решалась себе позволить. Да и кто бы меня услышал?

Я знала, что мне надо найти укромное местечко, где можно спрятаться. Меня еще не перестали преследовать. В темноте я не могла определить, где начинается кромка пруда. Осторожно продвигаясь шаг за шагом вперед, я наконец уперлась ногой в невысокий бордюр ограды.

Электричество вновь зажглось совершенно внезапно. Все лампы в оранжерее засияли одновременно, и в окружавшем меня зеленом мире птицы снова начали летать туда-сюда, спасаясь от неведомой опасности. Я не радовалась ослепляющему свету, но по крайней мере теперь я видела, куда мне идти. Идя по тропинке, огибающей пруд, я старалась отдалиться от двери, ведущей в галерею. Только дойдя до дальнего конца пруда, я остановилась, чтобы оглянуться. И тут я увидела ее!

Она стояла на том месте, где выбралась из зеленых зарослей, и смотрела неподвижными взглядом не на меня, а на порхающих и проносящихся мимо нее птиц. Лицо ее было радостно оживлено, а в одной руке она сжимала маленькое белое платьице, над которым ранее распевала тихую колыбельную.

– Я сделала то, чего так хотел Элден! – воскликнула она. – Я выпустила их всех на волю! Я открыла дверцы всех клеток!

Бабушка была права. Фрици перешла последнюю черту и свихнулась окончательно. Шаг за шагом я начала пятиться назад, к дорожке, но она сразу же заметила мое движение.

– Не уходи, – сказала она более спокойным голосом. – Останься со мной, Малли. Останься там, где ты сейчас стоишь. Я к тебе подойду.

Я не решалась упоминать о бабушке Джулии, но попыталась словами как-то задержать ее.

– Зачем вы выпустили птиц из клеток?

Она улыбнулась почти разумной улыбкой и начала приближаться ко мне, огибая пруд.

– Потому что они мне больше не нужны. Теперь я могу их отпустить. Ведь на самом деле они были всего лишь заменой. Малли, у меня есть ребенок.

– Нет, – возразила я. – Это было очень давно, тетя Фрици. Теперь никакого ребенка нет.

Но улыбка не сошла с ее лица.

– О, это-то я знаю. Она отняла его у меня. Моя мать. Этого я ей никогда не прощу – никогда! Конечно, сейчас он уже взрослый, но все равно он – мой сын.

Мне надо было каким-то образом сделать так, чтобы она продолжала говорить и забыла, ради чего пришла сюда. Надо, чтобы она не вспомнила, что я была рядом с ней там, в галерее.

– А как вы его найдете? – спросила я. – Как вы узнаете, где он находится?

– Да я уже знаю, – сказала она и подняла повыше детское платьице, расправив его. – Я знаю вот из-за этой штуки. Бедная крошка! Быть отнятым у матери, которая любила бы его больше, чем кто-либо способен был когда-нибудь полюбить.

Со стороны галереи послышался голос, и я впервые вздохнула спокойно. Помощь была на подходе. Мне незачем продолжать здесь стоять и пытаться удержать Фрици словами.

– Арвилла! Арвилла! Где ты? – Тетя Нина торопливо бежала по дорожке. На лице ее застыла маска тревоги, смешанной с ужасом.

Фрици повернулась, чтобы посмотреть на нее, а потом поспешно кинулась в мою сторону. Тетя Нина предостерегающе вскрикнула:

– Не подпускайте ее к себе! Она окончательно сошла с ума. Она убила свою мать. Когда зажегся свет, я увидела маму Джулию лежащей на полу. Я вызвала Уэйна, но уже поздно. Мама Джулия скончалась. Берегитесь, Малинда, она очень опасна!

Я и так уже пятилась назад, но Фрици позабыла обо мне и резко повернулась к тете Нине, размахивая белым платьицем.