‑ Следите за выражениями, мадемуазель.

‑ Но вы же видите, что у нее нервный срыв! Хотела бы я посмотреть на вас в такой ситуации.

‑ Полиция не позволяет себе такой роскоши, как маленькие срывы, мадемуазель. А ведь нам приходится видеть и слышать такое! Кроме того, меня интересует, почему у вашей подруги срыв и почему вы так агрессивно настроены. Вы что‑то скрываете, и, поверьте мне, вы должны об этом рассказать!

«Караул!» ‑ воскликнул про себя Жером Бартельми и решил самостоятельно порыться в домашней аптечке. Когда он вернулся в кухню, дело не сдвинулось с мертвой точки ни на йоту. Толстушка Хлоя тяжело всхлипывала, а смуглая Хадиджа пыталась дать отпор Гному, одновременно обнимая свою подругу, словно Дева Мария, ласкающая слишком пухлого Иисуса. Бартельми положил на стол упаковку «лексомила» и незаметно указал на лекарство Хадидже.

‑ В таком состоянии она вам ничего не скажет. И я тоже, черт возьми!

‑ Но мне некуда торопиться. Табаку хватит на весь день. А больше мне ничего не надо.

‑ Вы серьезно, или мне снится кошмар?

«Проклятие! А все из‑за тебя, Лола Жост! Почему же ты ушла, дорогая начальница? Почему?»

‑ Бартельми!

‑ Патрон?

‑ Допросите соседей и возьмите с собой Вернье. Этому парню нужно поработать на месте.

Бартельми не стал дожидаться, пока начальник передумает. Он ухватил новичка, велел ему нацепить униформу и допросить, в соответствии с приказом комиссара, всех жителей дома. Потом он отправился на поиски Антуана Леже, психиатра, улица Фобур‑Сен‑Дени. В двух шагах отсюда. Несложно. Если бы не воскресенье.

По пути он представлял себе, как выглядит этот Антуан. Собирая свидетельские показания разных людей, он разработал собственную маленькую теорию имен: если люди нередко бывают похожи на своих собак, то точно же так они соответствуют своим именам. В отношении некоторых его теория подтверждалась чаще, особенно в отношении Антуанов. Чаще всего Антуаны оказывались кудрявыми блондинами с несколько наивным выражением лица, благодаря которому они выглядят молодыми даже в преклонном возрасте.

Лейтенант Бартельми быстро нашел медную табличку с нужным ему именем. Психиатр был еще и психоаналитиком.

Бартельми поднялся на второй этаж и понял, что его теория верна: у доктора были светлые волосы, а в красивом лице отчетливо просматривалось что‑то детское. Интерьер квартиры, служившей, видимо, и приемной, выдержан в спокойных, нераздражающих тонах ‑ бежевом и голубом, призванных успокаивающе действовать на пациентов. Да‑да, это наверняка так.

‑ Чем могу быть полезен? ‑ спросил доктор Леже красивым строгим голосом.

‑ Доктор, срочно требуется помощь. Одной из ваших пациенток. Хлое Гардель. У нее нервный срыв. Ей очень плохо. Ее соседка, Ванесса…

‑ Ванесса Ринже?

‑ Ее убили.

Легкое беспокойство в голубых глазах, гораздо более ярких, чем отделка комнаты. Легкое беспокойство ‑ и больше ничего; этого врача нервным срывом явно не удивишь.

‑ А вы…

‑ Лейтенант Жером Бартельми, комиссариат десятого округа.

Психиатр покачал головой и прищурился, как будто слова офицера вызвали у него воспоминание о чем‑то давно ушедшем.

‑ Итак, доктор, заканчивайте то, что сейчас делаете, только побыстрей, а то, неровен час, мой шеф заберет бедняжку в участок.

Он уже собрался уходить, когда увидел далматина. Прекрасное животное с большими черными глазами. На первый взгляд, пес не походил на своего хозяина. И все же. Он рассматривал посетителя, не издавая ни звука и не нервничая. А ведь он вполне мог позволить себе тявкнуть, поворчать, обнюхать подметки, покрутиться вокруг ног.

‑ Мы идем, ‑ сказал Леже.

‑ Мы?

‑ Да, Зигмунд и я. Мой пес не любит оставаться дома один.