‑ А ваша подруга тоже артистка? Музыкантша?

‑ Студентка консерватории. И официантка. В «Красавицах».

‑ Как вы?

‑ Как я.

‑ И в то время, когда убивали вашу подругу, она была в ресторане в трехстах метрах отсюда и обслуживала клиентов, как вы?

‑ Как я.

‑ И ни одна из вас оттуда не отлучалась?

‑ Я вам в третий раз повторяю: нет! Никто не отлучался, чтобы убить Ванессу. И мы вдвоем ее не убивали. Вы ведь об этом думаете? Или я ошибаюсь?

‑ Не смейте отвечать вопросом на вопрос! Со мной это не пройдет!

Вконец рассерженный Жером Бартельми отправился к своим коллегам из судмедэкспертизы. Те работали молча, как это бывало всегда, когда жертва оказывалась очень молодой, но на сей раз молчание было еще более тяжелым, чем обычно.

Ей не было и двадцати. Ей должно было исполниться двадцать в феврале. Она лежала на спине, ее длинные волосы светлым нимбом разметались по подушке, а чистые полукружия ресниц, ясные миндалевидные глаза, фарфоровое личико создавали иллюзию того, что она просто отдыхает. Но у нее не было ног. Фотограф, вынужденный выделывать сложные кульбиты в тесной спальне, снимал тело с разных сторон. Вспышка озаряла комнату через равные промежутки времени. Филипп Дамьен терпеливо ждал, пока фотограф закончит работу.

Следы на шее говорили о том, что ее задушили, однако, в отличие от других случаев удушения, с которыми сталкивался Бартельми, лицо девушки сохраняло прежнее выражение. Никакого лицевого кровоизлияния, ни следа цианоза или кровавых подтеков. Ванесса Ринже оставалась такой же красивой, как и при жизни.

‑ Лицо совсем не пострадало, ‑ сказал он Дамьену.

‑ Да, смерть наступила быстро. Непрерывного сдавливания пальцами сонной артерии в течение пятнадцати‑тридцати секунд бывает достаточно.

Удушение руками скорее вызывает остановку сердца, чем веревка. Так что сдавливание артерии пальцами быстрее достигает цели. А эти царапины на шее ‑ следы ее попыток освободиться.

‑ Значит, ее убийца был силачом.

‑ Во всяком случае, сильнее, чем она.

‑ И он отрезал ей ноги уже после того, как убил.

‑ Точно. Сразу видно, что он изуродовал ее мощным инструментом.

‑ Типа пилы?

‑ Скорее сечкой для рубки мяса. Раны чистые, и он даже позаимствовал на кухне разделочную доску. Вон она. А сечку он унес вместе с ногами.

‑ Это не сексуальное насилие.

‑ Хладнокровное, чисто исполненное преступление.

‑ Продуманное.

‑ До мельчайших деталей, Жером. Ты видел утопленный в ванне пылесос?

‑ Видел.

‑ По‑моему, я здесь найду не много следов ДНК, что в комнате, что в фильтре пылесоса.

‑ Думаю, ты не ошибаешься.

‑ Если только это не серийный убийца…

Тут слова техника прервал громкий крик. Это Хадиджа Юнис орала на Гнома. Бартельми и Дамьен обменялись усталыми улыбками.

‑ Я никогда не думал, что буду так скучать по нашей начальнице, ‑ сказал Бартельми. ‑ Этого человека мне просто не вынести.

Дамьен сочувственно пожал плечами и пробормотал:

‑ Он вряд ли надолго здесь задержится. А пока ‑ мужайся, старина, особенно если это серийный убийца.

Хадиджа Юнис стояла на коленях около своей подруги. Маленькая толстушка с блуждающим взглядом, прижавшись спиной к стене, отчаянно брыкалась и ловила ртом воздух, как вытащенная из воды рыба. Казалось, она хотела пройти сквозь стену. Садовый Гном, вынув свою историческую трубку, чтобы придать себе значительности, ошеломленно смотрел на девушек.

‑ Говорю вам, надо позвать ее психиатра! Он живет рядом, на улице Фобур‑Сен‑Дени, доктор Антуан Леже.