‑ Максим сказал мне, что вы работали в полиции.

‑ Это было еще до вашего рождения. На Земле как раз собирались воцариться динозавры.

‑ Но мне уже за тридцать.

‑ А можно узнать, что привело вас, Ингрид Дизель, ко мне в этот поздний час?

‑ Но ведь еще нет и одиннадцати. Дело вот в чем. Я живу на Пассаж‑дю‑Дезир, в том доме, где Ванессу Ринже…

‑ Да, я в курсе.

‑ Ваши коллеги первый раз допрашивали меня дома. Я не могла сказать о своих соседках ничего плохого. Когда я увидела, что их увозят в комиссариат, то поехала следом. Оказавшись на месте, я пыталась отстаивать их интересы, но один из ваших коллег повел себя весьма нелюбезно.

‑ Люди часто забывают, что комиссариат ‑ это не пляж в тропиках. Те, кто там работает, ежедневно подвергаются стрессу и поэтому не слишком дружелюбно относятся к туристам.

‑ Я думаю, вы можете мне помочь. В конечном счете, помочь всем нам. Жителям квартала. Потому что смерть одной молоденькой девушки волнует всех.

‑ Наша беседа начиналась вполне разумно. Говоря о моей карьере, вы употребили прошедшее время. И попали в точку. Но сейчас вас понесло не в ту сторону. А жаль. Тем более что все это становится навязчивым: вы уже вторая сегодня, кто напоминает мне о прошлом. Скажите себе: сейчас Лола Жост занимается тем, что собирает пазлы. Во всяком случае, когда у нее есть на это время.

‑ Но собирать пазлы, должно быть, ужасно…

‑ Ужасно что? Нудно?

‑ Э‑э… да. Но извините меня, я сразу перейду к делу. Максим сказал, что я могу поговорить с вами, что вы ‑ приятная женщина.

‑ Приятная женщина. Штамп! Я предпочла бы такой вариант: Максим сказал мне, что вы ‑ настоящая женщина. Ну, ладно. Я настоящая женщина. Или, во всяком случае, то, что от нее осталось после того, как я раздала себя по кусочкам. Я раздавала и раздавала себя, а теперь имею право сидеть дома и собирать пазлы или делать розы из морковки, если мне так хочется. Или произносить сальные словечки, вот. Это со мной случается, когда я устаю от пазлов. Я имею такое право.

‑ Нет.

‑ Как это нет?

‑ Если вы ничего не сделаете, то арестуют невиновного, а тот негодяй, который убил Ванессу, останется на свободе. Это недопустимо.

‑ Я тоже знаю высокие слова, а не только сальные: неприемлемый, непереносимый, недопустимый, непостижимый и даже несправедливый. Так что не произносите высоких слов у меня над ухом: они меня не впечатляют.

‑ Но все‑таки жизнь заключается не в том, чтобы сидеть дома и забывать о других.

‑ Жизнь, мадемуазель, ‑ это чередование сладкого и горького, и если в таком возрасте вы этого еще не поняли, то я здесь бессильна.

‑ Максим сказал мне, что до того, как убили вашего коллегу, вы были необыкновенным полицейским.

‑ Вы начинаете меня утомлять.

‑ Вместо того, чтобы тонуть в жалости к себе и этом жутком халате, вы бы лучше встряхнулись и помогли всему кварталу.

‑ Довольно. Я не допущу, чтобы коротко стриженная полосатая девица с татуировкой проявляла неуважение к моему халату. Убирайся.

‑ Нет.

‑ Как хочешь. Я вызову своих, как ты выражаешься, коллег, чтобы они забрали тебя в участок. Гарантирую, что в этот раз они отнесутся к тебе с должным вниманием.

‑ Вы не приятная женщина. Максим ошибся, а я еще раз повторяю: ваш халат ужасен. Просто ужасен! Когда вы будете вести тихую и спокойную жизнь пенсионерки, вы перестанете быть интересны. И это время вот‑вот наступит.

‑ Дверь осталась на прежнем месте, и комиссариат тоже. У тебя есть две секунды, чтобы выбрать, какое из этих мест тебе по душе.