— Кто-то задевал! — язвительно крикнул пан Адольф из-под машины. — Сам небось оставил в городе.

— Ничего подобного! — вспылил пан Краличек. — Взял я его. Я точно помню.

— Ендрусь! — строго сказала пани Краличек. — Твоя память…

— Но на этот раз…

— Не кричи! — с улыбкой произнесла пани Краличек, и бедный Ендрусь немедленно замолчал.

— Нехоросый Ендрусь пугает мою собацку, — обиженно сказала панна Эвита, потому что спаниель испуганно взвизгнул.

— Я плохо вижу в темноте, — пожаловался пан Ендрусь, — но Долек со мной идти отказался, хотя сам тут же куда-то слинял.

Неведомая сила вытолкнула пана Адольфа из-под машины.

— Ну, знаешь! — завопил он. — Я мотаюсь по всей округе в поисках механика для твоей машины, а ты на меня же всех собак готов повесить! Только из-за того, что я не потащился с тобой дуть какое-то паршивое пиво!

— А где он, твой механик? — глупо хихикнул пан Ендрусь. — Его тоже я потерял?

— Постыдился бы, Ендрусь! — одернула его пани Краличек.

Пан Адольф только молча смерил приятеля уничтожающим взглядом и снова исчез под машиной. Но, похоже, руки у него сильно дрожали, и он что-то не то сделал: двор вдруг огласился отчаянным ревом клаксона.

Звук был устрашающий. Пан Краличек так и присел, его жена поморщилась и заткнула уши, а самая чувствительная из всех панна Эвита вскочила, выронив спаниеля.

Щенку, вероятно, нечасто удавалось вырваться на свободу, поэтому он, радостно завизжав, опрометью куда-то помчался.

— Лови его! — крикнула пани Краличек.

— Дерзите его! — закричала Эвита.

Однако собачка, ловко сманеврировав, проскользнула между растопыренными руками панны Эвиты и Брошека и, протиснувшись в дырку в заборе, с веселым лаем понеслась по круто спускающейся вниз дорожке.

Брошек мгновенно понял, куда мчится опьяневший от счастливого ощущения свободы щенок, и на секунду оцепенел. Однако тут же пришел в себя и кинулся за ним. С разбега перемахнув через забор, он в несколько скачков догнал спаниеля. И, точно вратарь на низкий мяч, бросился на него и бесцеремонно схватил за хвост и задние лапы. Щенок жалобно заскулил, а лицо приближающейся панны Эвиты исказила злобная гримаса. Когда же, подбежав к поднимающемуся с земли, бледному от волнения Брошеку, она увидела, что тот поймал собачку буквально в метре от обрывистого берега реки, прямо над тем местом, где бурлил один из грозных водоворотов, то просто разрыдалась.

— Бозе мой, Бозе мой! — запричитала она сквозь слезы.

Потом схватила собачку на руки. Потом обняла Брошека за шею и… принялась осыпать его лицо жаркими благодарными поцелуями.

Брошек замер. В голове у него была полнейшая пустота. На щеках и лбу горели поцелуи. В лицо ударял крепкий запах духов.

В этот самый момент опять заревел клаксон, но не в сарае, а на мосту.

Там остановилась возвращающаяся с базара машина. Из окна высунулась Икина мать; сидевшая рядом с ней Ика напряженно глядела прямо перед собой.

— Эй, Брошек! — крикнула мама. — Можешь не ходить за газетами. Я все купила. Ну и… прими мои поздравления!

И машина, проехав по мосту, начала взбираться на другой берег.

Брошек не без труда уклонился от дальнейших изъявлений благодарности.

И повернул к дому.

Обычно расстояние от моста до дома он преодолевал за четыре минуты.

Однако на этот раз — хотя ему было о чем рассказать, и новости он нес поистине сенсационные, — Брошек едва переставлял ноги.