|
Вот как толкует его Плутарх, сам посвященный в Дионисовы таинства: «Бог, по природе своей, неизменный и вечный, подвергается, по действию неотвратимого закона („нисхождения“, катода), различным изменениям лица своего... Когда же изменяется, превращаясь в воздух, воду, землю, звезды, злаки, животных, – мудрые называют это „растерзанием“, „расчленением“, diaspasmos, diamelismos; бога же самого называют Дионисом Загреем, Ночным, Nyktelios, Уравнителем, Isodaïtês. Гибели его, исчезновения, смерти и воскресения, palingenesiai, именуются именами сокровенными и баснословными». Это уже метафизика, вместо религии; мертвое, вместо живого, но и в мертвом, как мушка в янтаре, сохраняется главное: «вечность-эон превращений огненных относится к эону стройного космоса, как Один – к Трем» (Plutarch., de Ei apud Delphos, IX. – Welcker, 630). Один – Сын: Три – Троица: жертва Сына совершается в Троице.
XXXVIII
«Я изреку двойной закон всего: из многого – единое, из единого – многое», – учит Эмпедокл (J. Girard, Le sentiment religleux en Grèce, 1897, p. 237). Дионис – Isodaitês. Равнодающий, Уравнитель, потому что в смерти уравнивает всех, или потому что равняет, соединяет разделанные части космоса, – учат орфики (Gruppe, Die Griechische Mytologie, 1906, II, p. 1432). «Буйное разъятие, расторжение, есть Дионис; стройное соединение – Аполлон», – по неоплатонику Проклу (Вяч. Иванов. Религия страдающего бога. Новый Путь, 1904, IX, 59). «Смертью богов люди живут», – по Гераклиту (Heracl., fragm. 62). «Бог должен умереть, чтобы жило отдельное, личное. Er selbst muss untergehen, damit das Einzelne Iebe», – по Шеллингу (Schelling, Philosophie der Offenbarung, 469). Смерть Бога – жизнь мира. скажет Гете, последний посвященный в Дионисовы таинства. Вся эта метафизика – серый туман или золотые облака над Океаном, где погребена Атлантида, – от подлинного смысла древнего мифа-мистерии – «атлантской скрижали», дальше, чем та детская сказка – солнечная рябь на воде Океана. Самое же от древнего смысла далекое, как звезды над Океаном, – тот новый религиозный смысл, который находят орфики в Дионисовых таинствах.
XXXIX
Сердце бога, сущее в нас, жаждет воссоединения со всеми остальными частями растерзанного тела его; цель человеческой жизни – окончательное освобождение тлеющей в нас, божественной искры и ее успокоение в Дионисе целостном; злое начало, титаническое, мешает нам, соблазняет нас все к новым воплощениям, «различениям», – ликам и образам; мы рождаемся и умираем, и вновь рождаемся, погребая душу в «тело-гроб», sôma-sêmê; и этому не будет конца, не остановится вертящийся «круг вечности», «колесо рока – рождения», rota fati et generationis, доколе душа не вернется туда, откуда вышла, – в лоно Отца, Диониса Небесного (Ф. Зелинский. Древнегреческая религия, III). «Кончить круг, отдохнуть от тяжести!» – молятся орфики Дионису Лизею, Освободителю (Greuzer, 470). Мысль о «первородном грехе», progonôn athemistos, – основная мысль орфической теологии. Люди – исчадье титанов, растерзавших бога Загрея, – несут на себе бремя этого «беззакония», adikia, но он же, Загрей, дарует им и «освобождение, искупление древних кар», lyseis palaiôn mênimatôn (S. Reinach. Cultes, Mythes et Religions, II, 75–76). «Мира и Бога единство изначальное расторгнуто виной дочеловеческой, и мир, порожденный этим расторжением, несет на себе казнь за вину», – учит Анаксимандр (Reinach, 1. |
