– Так вы нам за это жалованье и платите, чтобы вас охранять, – рассудительно ответил Мосеев.

– Нет, товарищ Мосеев, вы не поняли, – терпеливо ответил я. – Нападать станут не хулиганы какие-нибудь, а люди с оружием. Контрреволюционеры. Вы – люди нейтральные, это не ваша война. Так что идите домой. Завтра придете, приступите к исполнению обязанностей.

Решив, что моя совесть чиста, вернулся в торгпредство, запер за собой дверь и занял свой пост. Кофе пока не хотелось, раньше полуночи нападать не станут, а делать нечего. Спеть, что ли? Как же я соскучился по еще пока непридуманным песням. А сегодня можно, никто не услышит. И я запел песни, которые когда-то очень любил. Да что уж там, я и теперь их люблю. Я спел «У деревни Крюково», «Бери шинель», а потом решил вспомнить песню Леонида Сергеева, которую мы когда-то пели с моим другом:

Петь-то я пел, но вполголоса, не забывая прислушиваться к звукам. И тут, кажется, услышал лязг ключа поворачиваемого в двери черного хода с левой стороны. Твою мать! А я-то жду с парадного.

Схватив одно из охотничьих ружей, взял на прицел левый коридор.

– Товарищ командир, не стреляйте, свои! – услышал я насмешливый голос Исакова, которому уже полагалось провожать старый год и приставать к Светлане Николаевне.

– Александр Петрович, твою дивизию! – с чувством сказал я. – И какого хера ты мне тут петь мешаешь?

– Хорошая песня, – одобрительно сказал абсолютно трезвый Петрович, подходя ко мне. – И голос у тебя, товарищ командир, тоже ничего. Ну, раз уж начал, то допевай.

И я допел. Когда заканчивал последний куплет, у Петровича уже текла слеза.

– Извините, товарищ командир, накатило, – смущенно признался Исаков, вытирая слезу рукавом. – Хорошая песня. Только, почему сержанта? Мохов, он что, в английской армии служит? И что за «слава третьей степени»? У славы еще и степени бывают?

– Так это уж так, для рифмы, – пожал я плечами. – Если спеть – унтЕра Мохова, грубо получиться. А сержант – то же самое, что и унтер-офицер. А что там со славой, так я и сам не пойму. Да кто их, этих поэтов, поймет, что песни пишут? Складно, так и слава богу. – Чтобы отвлечь внимание Исакова от анахронизмов, решил на него «наехать». – Вот, скажите-ка мне, господин штабс-капитан, отчего вы воинскую дисциплину нарушаете? Вам велено было в кабак идти, водку пьянствовать, а вы чего-то людей бросили, сюда приперлись?

– Так если мы с моим боевым командиром три дня назад об обороне здания толковали, а он сегодня у меня ключ от коморки спрашивает, где ружья лежат, какие выводы можно сделать? А воинская дисциплина, господин прапорщик, она для всякого раза писана. Бывает и по-другому… А вы что, решили смертушку принять в одиночестве? Ладно, потом ответите. – Исаков махнул рукой, ушел в свою комнатку, и вышел оттуда с сумкой. – Чего фугасы-то не стал брать? – поинтересовался Исаков.

– Возьму, да еще сам и взорвусь.

– Херня, – авторитетно заявил сапер. – Грохоту и дыму много, но поражающий эффект слаб. Не взорвешься.

– Ага. Электрики так говорят – мол, ток своих не трогает.

– Я сейчас вокруг дома пройдусь, кое-какие сюрпризы поставлю, – сообщил он.

– Помощь нужна?

– Если мне дверь откроешь, то спасибо.

Дверь черного хода я ему открыл, и Александр Петрович исчез в темноте. Ждать он себя особо не заставил, видимо, уже заранее приметил, где поставит свои «сюрпризы». Похоже, сапер все-таки решил установить минное поле.