— То есть… вы имеете в виду, что я не должна оставаться англичанкой?
— Французы, даже на Сен-Мартене, весьма патриотичны.
— Значит, я должна стать француженкой?
— Именно этого я и хочу, — ответил граф. — И собираюсь представить вас как свою кузину мадемуазель Габриэль де Ванс.
— Буду счастлива стать вашей кузиной.
— Тут есть одна трудность.
— Какая?
— Вы не выглядите француженкой, но, да будет позволено мне это сказать, вы англичанка в высшей степени.
— Я всегда считала, что своими темными ресницами обязана моим ирландским предкам.
— Зато ваши волосы, светлые, как солнышко, просто настоящий Юнион Джек!
Грэйния расхохоталась.
— Не хватало еще, чтобы вы заявили, что они красные, белые и синие!
— Нет, я только предлагаю, чтобы они приняли другой цвет, — тихо произнес граф.
Она глядела на него в изумлении.
— Вы предлагаете мне выкрасить волосы?
— Я говорил с Анри. Он изготовил так называемую краску для волос, которая очень легко смоется, стоит вам пожелать вернуться к своей истинной внешности.
На лице у Грэйнии было ясно написано сомнение, но граф продолжал:
— Даю слово, что краска не будет черной или вообще неприятной на вид. Она просто изменит сияющее золото ваших волос на нечто более ординарное, цвет, который можно увидеть у любой француженки, хотя, боюсь, ни одна моя соотечественница не обладает кожей, такой чистой и нежной, словно лепестки магнолии.
— Это звучит весьма поэтично.
— Мне трудно не быть поэтичным, когда я говорю с вами. В то же время, Грэйния, как вы уже утверждали раньше, французы трезвы и реалистичны, и мы с вами должны быть такими.
— Да, конечно, — согласилась она.
Но красить волосы Грэйнии не хотелось: она боялась, что станет менее привлекательной в глазах графа.
Анри пришел в каюту объяснить, что следует делать, и первым долгом намочил прядь волос девушки жидкостью, которую принес с собой в кувшине; волосы утратили золотистый оттенок и потемнели.
— Нет-нет, я этого не хочу! — вскричала Грэйния.
Анри отставил кувшинчик в сторону и принес другой, со свежей водой; он намочил водой только что окрашенную прядь, и она приняла свой естественный цвет.
— Какой же ты умница, Анри! — воскликнула Грэйния.
— Это очень хорошая краска, — гордо заявил Анри. — Когда война кончится, я пущу ее на рынок и разбогатею.
— Желаю успеха и уверена в нем.
Анри объяснил, что, если пользоваться краской из грецкого или мускатного ореха, понадобятся месяцы, чтобы волосы отросли и приобрели цвет, присущий им от природы.
— А эта совсем другая, — твердил он, — и вот увидите, мадемуазель, весь Париж начнет охотиться за «Волшебной краской Анри»!
— Анри, я в восторге от того, что испробую ее первая, — со смехом сказала Грэйния.
Анри принес таз и кувшин и помог ей покрасить волосы.
Взглянув на себя в зеркало, гораздо большее, чем то, каким она пользовалась прежде, Грэйния не слишком пришла в восторг от своей изменившейся, почти чужой наружности.
Потом она пригляделась получше и заметила, что ее белая кожа приобрела жемчужно-серебристый оттенок, и что более темные волосы придают ей несколько загадочный вид.
На следующее утро она вышла на палубу в смущении, но друзья графа осыпали ее неумеренными похвалами.
Они произносили свои комплименты столь громогласно, что Грэйния попросту сбежала от них. Когда она подошла к графу, и на этот раз стоявшему у штурвала, тот сказал:
— У меня появилась прехорошенькая новая родственница! Вы поистине станете украшением анналов семьи де Ванс!
— Я боялась, что вы будете стыдиться меня. |