— Я тоже чувствую это и стану делать все, о чем ты меня попросишь.

После этих слов Бофор поцеловал ее, и они разомкнули объятия, только услышав, что Анри уже в кухне и, по-видимому, занялся приготовлением обеда.

Граф отправился к священнику, а тем временем появился Жан с одним из чемоданов Грэйнии, и она принялась разбирать свои наряды.

Она искупалась, и это ее освежило после жаркого и тревожного дня; ей не хотелось лишать графа его спальни, но Жан заявил, что таков приказ хозяина, и Грэйния перестала возражать.

Раздеваясь, она думала о том, что завтра они уже будут вместе, что Бог не только избавил ее от Родерика Мэйгрина, но и дал ей мужа, о каком она мечтала.

С жаром произнесла она католические молитвы; так молился граф, так и она станет молиться впредь.

Вскоре Бофор вернулся; он переодевался в соседней комнате, куда Жан принес его вечерний костюм.

Грэйния к этому времени выбрала и надела красивое платье, потом, как могла, изящнее уложила волосы.

Ей ужасно хотелось, чтобы они снова стали светлыми, но она не забывала наставлений графа — думать по-французски, быть француженкой, чтобы никто не заподозрил в ней врага.

— Как только я стану графиней де Ванс, у меня не будет необходимости притворяться, — объявила она своему отражению в зеркале. — У меня появится самый прекрасный титул на свете!

Она все еще смотрелась в зеркало, но думала при этом о графе; в дверь постучали, и Бофор вошел в комнату.

— Я решил, что ты уже готова, любовь моя.

Она встала со стула перед туалетным столиком, он протянул к ней руки, и Грэйния подбежала к нему.

Он не поцеловал ее, но в глазах у него была бесконечная нежность.

— Все улажено, — сказал он. — Завтра ты станешь моей женой. Мы будем спать вместе на постели, на которой спал еще мой дед. Она стала такой неотъемлемой принадлежностью моего дома, что я не мог не взять ее с собой.

Он подошел чуть ближе, и Грэйния спросила:

— Ты и вправду женишься на мне?

— Ты будешь моей женой, и мы вместе преодолеем все трудности на жизненном пути.

Он обвел глазами комнату и сказал:

— По дороге из церкви я думал, что, по крайней мере, какое-то время нам не придется голодать.

Он посмотрел на картину Буше, и Грэйния вскрикнула.

— Ты собираешься продать эту картину? — спросила она.

— Я получу за нее хорошие деньги от голландца, который живет на острове по ту сторону границы, — ответил граф. — Сохраняя нейтралитет, они там скорее выиграли в результате войны, чем потеряли.

— Но ты не можешь продавать фамильные ценности!

— Сейчас у меня есть только одна ценность, которой я по-настоящему дорожу.

Он прижался губами к ее губам и таким способом лишил ее возможности выражать протест.

Они спустились вниз рука об руку, и Жан сервировал для них восхитительный обед, приготовленный Анри; после еды, когда они остались одни, граф сказал:

— Я договорился с экономкой священника, что она переночует здесь и тем самым исполнит роль дуэньи. Не хотелось бы, начиная нашу жизнь, шокировать французских матрон Сен-Мартена. Языки у них работают ничуть не хуже, чем у женщин в любой другой части света.

— Ты будешь ночевать на корабле?

— На той самой кровати, на которой ты спала в прошлую ночь. Стану мечтать о тебе, а завтра мои мечты обратятся в действительность.

— Я тоже буду мечтать.

— Я люблю тебя! — сказал он. — Я люблю тебя так сильно, что каждую минуту мне кажется, будто я достиг своих высших душевных возможностей в этом чувстве, но потом начинаю любить тебя еще больше.