Девушка выглядела такой маленькой, печальной и беззащитной, что страх Леа начал рассеиваться. Она осторожно присела на краешек дивана, утонув в мягком розовом атласе, и приготовилась слушать историю Кэтрин.

— Меня убили в этом доме. — Ее голос звучал ровно, не выражая никаких чувств. Лишь подбородок немного вздрагивал, выдавая внутреннее волнение.

— Убили?!

Лея ощутила, что дрожит, как от холода, хотя в комнате было тепло. Она почувствовала, что ей трудно дышать. Запах горящих свечей дурманил голову.

— Они говорили, что я их несчастье, — прошептала Кэтрин, словно раскрывая давно хранимый секрет. — Всю мою жизнь, с самого рождения я была их порочной тайной.

— Но почему? Что ты сделала?

— Что я сделала?! — рассмеялась Кэтрин горьким смехом, который быстро смолк.

Ее лицо потемнело.

— Я родилась. Вот что я сделала. Я родилась, когда они еще не были женаты.

— Ясно, — тихо сказала Леа.

— Вот так я стала их порочной тайной. Они заперли меня здесь, в этой комнате. Они всю жизнь держали меня взаперти, словно в тюрьме. Они боялись, что кто-нибудь может узнать обо мне, и тогда от их драгоценной репутации ничего не останется.

Лицо Кэтрин потускнело, превратившись в неясный контур над воротником блузки. Когда она вновь появилась, ее горящие глаза впились в Леа.

— Представь себе весь этот ужас! Всю свою жизнь я провела в четырех стенах, под низким потолком. Эта комната стала моей тюрьмой! Моей клеткой! Представь мои мучения! И вся моя вина заключалась лишь в том, что я родилась на свет! Они были злые, — громко продолжала она, — и настолько жестокие, что держали своего ребенка, как животное в клетке.

Кэтрин замолкла и вздохнула. Ее глаза были влажными, руки судорожно вцепились в колени.

— Я пыталась бежать, — вновь заговорила она. — Составила план, месяцами старалась открыть замок. Но я не знала, что находится по другую сторону двери. Я никогда не видела внешнего мира. Порой до меня доносились звуки оттуда. Стук копыт, шум колес проезжающих экипажей. Я слышала голоса родителей и их знакомых внизу. Я понимала, что мир больше моей маленькой комнаты. Я должна была бежать.

— Что было дальше? — спросила Леа, захваченная этой трагической историей.

— Родители поймали меня, когда я выходила из дома. Я сопротивлялась. Они меня убили.

Ее голос вновь стал ровным, безжизненным. Глаза погасли, лицо потемнело.

— Они убили меня и принесли обратно в эту комнату, в мою тюрьму, в мою клетку. И эта клетка стала моей гробницей.

Леа отвернулась, уставившись на свечу. Было невыносимо видеть на лице этого несчастного, всеми преданного ребенка выражение беспросветного отчаяния.

Они помолчали. Потом Кэтрин вновь заговорила:

— Мне пришлось примириться с мыслью, что я больше не живая, что я теперь не из плоти и крови, всего лишь дух, отражение себя прежней. Смотри, я могу исчезнуть.

Кэтрин потускнела, превратившись в дым, который бесследно рассеялся.

— А теперь я могу появиться и выглядеть лучше, чем любое живое существо, — раздался голос из пустоты, и несколько секунд спустя появилась и сама Кэтрин.

Она становилась все ярче и ярче, и наконец ее золотистые волосы засверкали таким ослепительным светом, что Леа прикрыла глаза ладонью.

Кэтрин рассмеялась, но смех ее был горьким.

— Лишь одно мне недоступно. Я не могу покинуть эту комнату.

Леа резко вскочила на ноги, словно очнувшись.

— Нет! Я не верю! Ничему не верю! — закричала она обращаясь скорее к себе, чем к Кэтрин. — Всего этого нет! Не существует!

Кэтрин тоже была теперь на ногах.