В гостинице он быстро раздобыл информацию обо всех иностранных банках в центре. К сожалению, банк Barclays, где у него был тайный (недоступный даже отечественным налоговым органам) счет, не имел в городе филиала. Направляясь в Raiffeisen, он вспомнил правила пользования счетами фирмы. Festus & Felix лишь очень немногим и только в чрезвычайных обстоятельствах позволял во время «Паломничеств Правды» снимать со счетов наличные. Бердо принадлежал к числу этих немногих. А обстоятельства были чрезвычайные.

Когда часом позже он на новехонькой «Хонде» въехал на гостиничный паркинг, взял квитанцию и со шлемом под мышкой подошел к молоденькому портье за ключом от своего номера, тот посмотрел на него с нескрываемым любопытством. Однако Бердо этого не заметил. На крыльях эйфории — не дожидаясь лифта — он взлетел по лестнице на третий этаж. Уже в номере, еще раз примерив шлем, поглядел на себя в зеркало. С закрывающей лицо темной шторкой он был похож на инопланетянина или церемониймейстера из самых эпатирующих сцен у Лотреамона.

Бердо закрыл компьютер. Поток воспоминаний оборвался на комментариях блоггеров: «Я бы хотел поставить памятник Осаме, потому что он настоящий народный герой, лучше всего напротив памятника королю Яну Собескому», — написал Вуду. Некий Карапуз признался: «Взрывы в городе, видимо, субсидирует ксендз Монсиньоре, поскольку вино с его рожей на этикетке плохо расходится; это обыкновенная афера». Зато Беата заявила: «Мне все это по барабану, мусульмане — в Аушвиц, евреи — в Израиль, поляки — развлекаться, русские — работать!» А Хакер сообщил: «А мне нежаль таргашей известно какого праисхождения, которые в ночных магазинах спаивают Польский Народ. Мало за это взрывать. Их надо в лагеря alles zusammen».

— Демократия, — пробормотал Бердо, насыпая Гераклиту в мисочку сухой корм, — право голоса дается и разумному человеку, и дебилу. Разве это хорошо? Разве мы этого добивались? Ну скажи!

Кот, зарывшись носом в кучку бурых брикетиков, с удовольствием их грыз. Бердо, гладя его, добавил:

— Ты же сам говорил, что демократия — это плохо, потому что многие — дурны, немногие — хороши! Не так? Может, я что-то перепутал?

Гераклит на мгновенье оторвался от еды и посмотрел хозяину прямо в глаза. Он мог бы ответить другой цитатой из своего тезки: «Свиньи грязью наслаждаются больше, чем чистой водой» либо «Ослы солому предпочли бы золоту», но кошачья мудрость явно подсказала ему, что такой ответ сегодня привел бы исключительно к хаосу и безобразию в их общем доме. Поэтому он даже не мяукнул и как ни в чем не бывало уткнулся в свою мисочку.

Бердо отправился в ванную. Под душем к нему снова вернулись сараевские воспоминания — насыщенные, яркие картины продолжавшегося несколько дней счастья, которое так неожиданно на него свалилось. Поначалу Михайло не хотел принимать подарок, хотя при виде «Хонды» у него загорелись глаза. Все происходило будто в сюрреалистическом романе: вечером Бердо вскакивал на мотоцикл и мчался в каменоломню, а на рассвете возвращался в гостиницу. Отсыпался за бессонные ночные часы, бесцельно бродил по городу и с нетерпением ждал вечера, с тревогой спрашивая себя: сколько еще это может продолжаться?

В предпоследнюю ночь Михайло согласился, чтобы Бердо перед отъездом оставил ему мотоцикл. Однако ни один из них словом не обмолвился о том, когда это должно произойти.

Сейчас, вытираясь мохнатым полотенцем, Бердо с мазохистской скрупулезностью восстанавливал в памяти все до мельчайших подробностей.

Как обычно, он подъехал к самому домику с уже выключенной фарой. Эхо, отразившись от вертикальных стен каменоломни, еще несколько секунд повторяло визг останавливающегося двигателя.