|
Если вспомнить, как часто в последнее время больные отказываются от госпитализации и приходится оставлять их в клинике против воли, то думаю, я поступил правильно. С дежурной медсестрой есть селекторная связь, но я сообщил, что отключаю селектор, и по-лучил согласие. Больная – маленькая, симпатичная (сначала он сказал – такие любому мужчине по вкусу, но потом поправился) женщина, круглолицая, светлокожая, большеглазая, – хотя и была одета легко, немного вспотела. На ней было лишь легкое кимоно (из хлопчатобумажной или синтетической ткани с черными тюльпанами на розовом фоне), подпоясанное шнурком из черных и зеленых ни-ток, и хлопчатобумажные трусики (оранжевые бикини), никаких вещей у нее не было. Из направ-ления я узнал, что ей тридцать один год, но имя и место жительства, поскольку она отвечать отка-залась, установить не удалось. Когда мы с больной остались вдвоем, она вдруг так застеснялась, даже шея у нее покраснела. Я говорю об этом, поскольку, мне кажется, такая деталь поможет установить личность больной. Потом она попросила у меня разрешения связаться по телефону с мужем; я вежливо объяснил ей, что звонить в город можно только по телефону-автомату из приемного отделения, и она стала просить у меня в долг десятииеновую монету, говоря, что за ней скоро придет муж и она отдаст мне сто или даже тысячу иен. К сожалению, у меня была только бумажка в тысячу иен, и я при всем желании не мог исполнить ее просьбу. Я пошутил: пусть, мол, поищет под скамейками в приемном отделении – может, туда случайно закатилась пара монеток, а она приняла мои слова всерьез и пошла к двери; я сразу пожалел о своей глупой шутке, стал всячески ее удерживать, я вам дам, творю, что-нибудь надеть на ноги, сидите лучше здесь и спокойно ждите, рано или позд-но муж придет за вами; но она и слушать не хотела, вырвалась и убежала. Находясь при исполне-нии служебных обязанностей, я не имел права оставить пост – не пошел за ней, чтобы помочь ей избежать неприятностей. Больная так и не вернулась, я решил, что она в самом деле нашла нужную ей монету, и снова раскрыл недочитанный еженедельник; и еще я подумал: раз селектор был отключен, дежурный врач, не зная, в чем дело, направился сюда и по дороге встретил больную. Поговаривали, будто у него бывали связи с женщинами, и я, помнится, облегченно вздохнул. Вы, наверно, спросите, по-чему я облегченно вздохнул, но этого я и сам не пойму. Потом я, правда, узнал, что дежурный врач тогда ни на минуту не отлучался из кабинета, и устыдился своих подозрений. О дальнейшей судьбе больной мне абсолютно ничего не известно. С полной уверенностью могу лишь сказать одно – после нее служебным входом, где я дежурю, не воспользовался никто. Я перечитал вышеизложенное и подтверждаю: все произошло так, как здесь написано, что и удостоверяю подписью. * * * Вернемся в комнату мужчины. Именно в это время начала стучать алюминиевая крышка вскипевшего чайника. Он решил успокоиться, выпив чашечку кофе. Но фильтровальную бумагу – сколько ни искал ее – найти не смог. Его снова обдало холодом безысходности. Будто «скорая помощь» увезла не только жену, но и все те мелочи, из которых складывалась его повседневная жизнь. Стоя, он выпил кипятку. На лбу выступил пот, но колючие ледышки в желудке так и не растаяли. Где-то пронзительно мяукает кошка. Нет, это сирена мчащейся по переулку «скорой помо-щи». Может быть, обнаружили ошибку и жену везут обратно? Открыл окно. На ставнях из гофри-рованной жести сверкает влажная от росы паутина. Вой сирены замолк. Наверно, эта механиче-ская кошка, у которой началась течка, встретилась наконец с новым партнером. В эти часы, когда уже нет прохожих, улицы превращаются в царство возбужденных механических кошек. Доносится сладкий запах жареных бобов. Должно быть, в это время на фабрике фотопленки начинают сжигать отходы. Этот дурманящий запах возвращает ощущение реальности. |
