Епископ и граф Адольф сделали из слов Прибислава надлежащие выводы, повелев впредь проповедовать слово Божие славянам на понятном тем языке (хотя необходимость этой меры, казалось бы, должна была быть ему очевидной с самого начала — как, скажем, просветителям славян светом христианской веры «с другого конца Европы» — святым братьям-миссионерам Кириллу-Константину и Мефодию!):

«И епископ Герольд освятил церковь в честь св. Иоанна Крестителя, при чем присутствовали, проявляя свою преданность Господу, благородный граф Адольф и его благочестивейшая супруга Мехтильда. И повелел граф народу славянскому, чтобы он приносил своих покойников для погребения во двор церкви и по праздникам сходился бы в церковь слушать слово Божье.

А слово Божье, согласно порученному ему посланничеству (проповеднической миссии — В. А.), излагал им пастырь Божий Бруно, имея проповеди, составленные на славянском языке, которые произносил понятно для народа. И с этого времени славяне воздерживались приносить клятвы у деревьев, источников и камней, а застигнутых на каких-либо преступлениях приводили к своему священнику, чтобы тот испытывал их (раскаленными — В. А.) железом или лемехами. В эти дни славяне распяли на кресте одного дана. Когда Бруно известил об этом графа, тот призвал их к суду и наложил на них денежную пеню. И отменил этот вид смертной казни в своей земле…».

Вот мы и дошли, наконец, до последнего летописца, способного передать нам сообщения, непосредственно касающиеся судеб загадочной Винеты. Ибо, хотя датский священник и хронист Саксон Грамматик немногим позже занес на пергамен удивительные сведения о славянском городе Юлине, автору настоящей книги не хотелось бы пока что обращаться к его свидетельствам. Поскольку оригинал хроники Саксона (естественно, рукописный) сохранился лишь в виде отдельных фрагментов, существуют веские подозрения, что первый издатель этой хроники в печатном виде некоторые изменил некоторые указания на расположение населенных пунктов по собственному вкусу. Впоследствии мы коснемся подробнее вопроса обоснованности или необоснованности подобных подозрений. Впрочем, свидетельства Саксона, в нашем случае, представляются, хотя и небесполезными, но отнюдь не необязательными.

Итак, нашего последнего, по времени жизни, свидетеля звали Гельмольд. Он был родом из селения у Плёнского (по-польски — Плуньского) озера на северном берегу Эльбы. Это местечко, расположенное изначально в населенной славянами области Вагрии (откуда происходил красноречивый обличитель «неправд» христианских миссионеров Прибислав), называлось Босау, или Бозау (Bosau, Buzu, Bozoe, Buzoe, Bozove). Основываясь на трех последних написаниях, некоторые историки считали, что славянское название этого поселка, лежавшего на Плуньском озере, было Божово. Возможно, именно данное обстоятельство вдохновило Гельмольда Босауского на написание «Славянских хроник». Содержащиеся в этих хрониках сведения о событиях до 1066 года Гельмольд заимствовал — в форме прямых или перефразированных — цитат из труда Адама Бременского. В эпоху, когда такие летописи существовали только в форме рукописей, подобное заимствование было не только обычным делом, но и всячески приветствовалось, ибо свидетельствовало о начитанности, так сказать, заимствователя-«списателя» (понятий «плагиат» и «плагиатор» в ту пору не существовало), его знакомстве с вопросом. Кстати говоря, сказания о Винете неоднократно переписывались (а затем — и перепечатывались) вплоть до нашего времени, и это никого, похоже, не смущало (да и поныне не особенно смущает). При описании событий, происходивших в 1066–1115 годах, Гельмольд использовал как устные сказания, так и письменные документы; при описании событий после 1171 года — не только письменные документы, но и опросы очевидцев, как и свои собственные впечатления о событиях, которым сам был свидетелем.