— Догоним фрегат? — спросил Тремаль-Найк.
— Я надеюсь.
— На реке?
— Нет, уже в море. Между Калькуттой и заливом не более ста двадцати километров.
— Какая скорость у фрегата?
— Шесть узлов при спокойном море. Он слишком стар и к тому же перегружен.
— Я не дам ему добраться до Раймангала.
— Но что бы ты сделал, догони мы его?
— Я бы пошел на абордаж.
— Ты решительный человек, — сказал боцман, покачивая головой.
— Мне нельзя быть нерешительным. Мне нужна голова капитана.
— Но ты страшно рискуешь своей собственной.
— Я знаю, Хидар.
— Капитан может заметить тебя.
— Я убью его раньше.
— А если ты промахнешься?
— Я не промахнусь, — сказал Тремаль-Найк с несокрушимым спокойствием.
— Этот человек силен.
— Но я сильнее его. Здесь, в моем сердце, высечено имя — Ада!.. Это имя уничтожает в нем всякий страх, это имя делает меня тигром, великаном. Я чувствую себя способным своими руками остановить «Корнуэлл» и разломать его на куски вместе с капитаном и всей командой.
— Значит, ты все еще любишь Деву пагоды?
— Люблю. И так, что, если она разлюбит меня, я убью себя.
— Мне жаль тебя, — сказал Хидар дрогнувшим голосом.
Тремаль-Найк посмотрел на него с тревогой.
— Жаль меня? Почему?..
— Не могу сказать.
— Ты знаешь что-нибудь?..
— Нет, — сказал туг, отворачиваясь. — Так просто, что-то нашло.
— Мне показалось?
— Да, друг.
Тремаль-Найк пристально посмотрел на Хидара, но тот уже прекратил разговор и быстро спустился на палубу.
Канонерка продолжала стремительно пожирать расстояние, разрезая воды реки с несокрушимой мощью кита. Берега быстро бежали мимо, раскрывая то панораму лесов и болот, поросших тростником и желтеющими травами, то илистые рисовые поля, то нищие деревушки, которые ниже по реке появлялись все реже и реже.
В четыре часа канонерка прошла перед Даймонд-Харбором — воротами в устье Хугли, где пароходы получают последние телеграммы с берега. Это был просто белый домик, окруженный шестью кокосовыми пальмами; на площадке перед ним возвышалась сигнальная мачта, на верхушке которой развевался английский флаг.
Почти сразу же оба берега реки резко расширились и начали понижаться почти до уровня воды. Вдалеке показался большой остров Сангор, расположенный на границе между водами реки и водами моря.
— Море! — закричал матрос с верхушки грот-мачты.
Тремаль-Найк, оторванный этим криком от своих грустных размышлений, кинулся на бак, а матросы полезли на ванты и реи, чтобы заглянуть как можно дальше вперед. Все взгляды устремились на так называемые Песчаные Головы — обширные и очень опасные отмели, отделяющие Ганг от Бенгальского залива.
Ни одно судно не виднелось на линии горизонта, ни по ту, ни по эту сторону Сангора, ни один огонек не светился в полутьме.
Крик ярости сорвался с губ Тремаль-Найка.
— Марсовый! — закричал он матросу, который находился на мачте с подзорной трубой.
— Да, — откликнулся тот.
— Ты видишь его?
— Еще нет.
— Удайпур, прибавь пару!
— Давление на пределе, — заметил механик.
— До шести атмосфер! — закричал Хидар, кусая себе губы. — Четыре человека на подмогу в машинное отделение.
— Мы взлетим на воздух, — пробормотал Удайпур. |